ответить, опять в высшей степени почтительно и в то же время с еле заметной иронией. Она и не помышляет о том, чтобы пренебречь «своими реальными обязанностями ради удовольствия, которое доставляет игра воображения, ради творчества, из любви к славе или ради эгоистического самоутверждения»12. Да и может ли она позволить себе такую роскошь? Её отец – пастор с очень ограниченными средствами. Её долг – работать. Она получила образование гувернантки. Это, очевидно, и есть дело её жизни. У неё достаточно забот по дому, чтобы не предаваться праздным мечтам.
Однако (тут Шарлотта словно просит о сочувствии) «по временам, сознаюсь, я не могу не думать, но я никогда не тревожу остальных своими думами. Я делаю всё, чтобы не казаться занятой своими мыслями или непохожей на других и не дать окружающим усомниться в характере моих устремлений. Следуя советам моего отца, который с детства наставлял меня в том же мудром и доброжелательном духе, что пронизывает ваше письмо, я всегда старалась исполнять все обязанности, что подобают женщине, исполнять не только добросовестно, но чувствуя к ним искренний интерес. Это мне удается не всегда. Часто, когда я учу или шью, я бы с большим удовольствием читала или писала, но я отказываю себе в этом, и одобрение отца служит мне достаточной награ-дой»13. Она благодарит знаменитого поэта, она уверена, что никогда больше не возмечтает увидеть свое имя в печати, «а если такое желание возникнет, я взгляну на письмо Саути и подавлю это желание»14.
Получив её ответ, лауреат с чувством исполненного долга пишет знакомой, что охладил пыл одной «бедной девицы»: «Кажется, она старшая дочь пастора, получила хорошее образование и похвально трудится гувернанткой в какой-то семье. Тогда же, когда пришло от неё письмо, её брат написал Вордсворту, внушив ему отвращение своей грубой лестью и поношением других поэтов, в частности меня. Сестра же, судя по второму письму, хорошая девушка и, возможно, будет поминать меня добром всю жизнь»15. По счастью, Шарлотта Бронте не последовала совету Саути. Его нравоучительное письмо должно было глубоко задеть её, и прежде всего утверждением, что литература – не женское дело. У неё на этот счёт складывалось другое мнение.
В том, что Шарлотта отвергла совет Саути, сказалась та противоречивость её натуры и общего мировосприятия, которую А. Мортон определил как «пограничное» состояние её ума и таланта. Он выводил его из «пограничной» жизненной ситуации, в которой оказалась Шарлотта в Хауорте16. Да, сразу за домом начиналась вересковая пустошь, но сам Хауорт был селением, расположенным в промышленном Йоркшире. Шарлотта, как о том говорит её ангрианская сага, находилась во власти литературных идеалов романтизма, но она жила в реальном мире, который настойчиво вторгался в страну байронических грёз. Реальная действительность (скромный быт, тяжёлый подневольный труд) требовала реального же, трезвого её осмысления. Однако удивительное это было сочетание: пылкое воображение