а ей по хозяйству помогут родственники. Мне надо учиться. Восемь классов – это сейчас для работы очень мало. Ты же учишься! Я тоже хочу учиться.
– Учись. Мне тоже придётся уехать через год в армию. Ты ждать меня будешь?
– Не знаю. Не знаю, – повторила она, – Как всё сложится. Несколько лет – это очень много. А если тебя заберут во флот? Тогда ждать надо четыре года, а ты возьмёшь и приедешь с женой.
– Нет, я люблю тебя.
– Это сейчас любишь, а потом вдруг разлюбишь! Я для тебя буду старая.
– Какая же ты старая! – изумился Пашка, – Мы с тобой ровесники.
– Я не хочу сейчас об этом говорить. Ты мне пиши, всё время пиши письма. Мне с тобой хорошо, но загадывать на несколько лет вперёд я не могу, не знаю, как дальше сложится жизнь. Да и тебя я сейчас не хочу связывать по рукам и ногам. Отслужишь в армии, приедешь, тогда и поговорим.
– О чём будем говорить, если ты меня не дождёшься?
– Почему ты так думаешь?
– Ты не сказала, что будешь меня ждать.
– Просто я не хочу об этом говорить и портить тебе жизнь. Если дать обещание, его надо исполнять.
– В этом ты права. А сейчас?
– Что сейчас?
– Сейчас мы будем вместе?
– Это зависит от тебя. Другого парня у меня нет и не будет!
Пашка притянул её и поцеловал долгим поцелуем.
– Ты всю жизнь собираешься меня целовать? – спросила Надя, освободившись из объятий.
– Всю жизнь. Вот только схожу в школу, отсижу уроки, и опять буду целовать.
– Школьникам нельзя целоваться, этому в школе не учат. Мне можно, я уже не учусь, а тебе нельзя.
– В школе много чему не учат! Я буду учиться сам, – Пашка опять притянул Надю к себе.
В подъёмнике было совсем темно, если не считать очень слабого аварийного освещения. Нахлынувшие воспоминания детства полностью завладели Павлом Алексеевичем. Было детство, но теперь Павел отчётливо понимал, что с женщинами, а точнее со своими сверстницами он в те годы жил уже вполне взрослой жизнью, может быть, не сознавая это и не задумываясь о последствиях таких отношений. В те годы ему не хотелось думать не только о детях, но и о семейной жизни с её нескончаемыми взрослыми проблемами. Им просто было хорошо вместе и всё. Это теперь Павел думает не только о прошедшей школьной любви, но и о море, ежедневного созерцания которого он лишил себя сам, выбрав профессию шахтёра, не свойственную коренным северным жителям, поморам. Море ему теперь снилось по ночам. Во сне он был там, на берегу студёного Белого моря, ходил по хрустящей гальке, по водорослям, выброшенным приливом на пустынный берег. Ему снилась рыбалка, огромные серебристые рыбины сёмги, запутавшиеся в рыбацких сетях, крики чаек, стон морских обитателей в ясную тихую погоду. От всего этого он просыпался и ещё долго с открытыми глазами смотрел в тёмную пустоту, не понимая, что ничего этого нет – это всё приснилось.
В шахтёрскую жизнь он втянулся, как во вредную привычку, к которым люди привыкают и впоследствии не могут от этих привычек избавиться. Сначала его одолевала романтика, стремление овладеть профессией