побоев, из носа текла кровь… Но он вовсе не казался испуганным и злобно посматривал на Ноэ.
– Да ты с ума сошел, брат! – сказал хозяин, рванув ученика за ухо.
– Он бранил мою мать, – сказал Оливер.
– А хоть бы и так, скверный мальчишка, – вмешалась хозяйка, – стало быть, она заслужила этого!
– Неправда!
– Врешь, заслужила! – не сдавалась хозяйка.
– Сами вы врете! – сверкнул глазами Оливер.
Жена гробовщика залилась горькими слезами, а сам Сауэрберри накинулся на Оливера, избил его и опять запер в чулане.
Там продержали его до самого вечера. Когда все стали ложиться спать, хозяйка отперла чулан и крикнула мальчику, чтобы тот убирался в лавку.
Оставшись один, Оливер дал наконец волю своему горю. Весь день он не обращал внимания на насмешки и ругательства, молчал, когда его били.
Но теперь, когда никто не мог его видеть и слышать, он упал на свой тюфяк, закрыл лицо руками и заплакал горькими-горькими слезами… Не дай Бог так плакать ни одному ребенку на свете!
Когда свеча стала догорать, Оливер встал, отодвинул дверной засов и выглянул на улицу.
Была холодная темная ночь. Ребенку казалось, что никогда еще звезды не были так далеки от земли, как сегодня. Ветер стих, черные длинные тени, бросаемые деревьями на землю, были неподвижны.
Оливер тихо затворил дверь, связал в узел свои пожитки и стал дожидаться рассвета…
Как только первый луч солнца проскользнул сквозь щели ставень, Оливер взял свой узелок, потихоньку отворил дверь и вышел наружу. На улице было совсем пусто и тихо, окна соседних домов закрыты ставнями.
Оливер посмотрел направо-налево, решая, в какую сторону ему направиться. Он вспомнил, что все повозки при въезде в город поднимались в гору, – и пошел под гору.
Дорога шла как раз мимо дома старухи Менн, где он жил когда-то. Подойдя к знакомой калитке, Оливер остановился и украдкой заглянул в сад. Там на земле сидел какой-то мальчик и полол грядку. Он поднял на мгновение голову, и Оливер узнал маленького Дика, своего прежнего любимого товарища.
Их глаза встретились, и бледное маленькое личико Дика озарилось радостной улыбкой. Он узнал Оливера, подбежал к калитке и протянул ему сквозь железные прутья свою исхудалую руку.
– Тс-с-с, Дик! У вас встали уже? – спросил шепотом Оливер.
– Нет, все спят, только я встал. Я теперь вообще плохо сплю.
– Не говори никому, что видел меня, Дик, – попросил Оливер. – Я убежал от хозяина. Они били и обижали меня, Дик, и я не мог больше этого терпеть… Теперь пойду искать счастья куда-нибудь далеко-далеко… Я еще и сам не знаю, куда пойду. Какой ты бледный, Дик! Отчего ты такой бледный?
– Я очень болен, – ответил Дик, хватаясь за грудь, стараясь сдержать приступ кашля. – Доктор говорит, что я скоро умру! Хорошо, что нам удалось повидаться, но ты уходи отсюда, уходи, пока никто не видит!
– Да, мне пора, – кивнул Оливер. – Прощай, Дик. Я еще увижу тебя, и тогда ты будешь, наверное, здоров и счастлив.
– Я