лекций (по политэкономии, марксизму-ленинизму, истории и т. п.) были частыми. Староста группы, раскосый татарин Малюта Гатауллин, с удовольствием эти прогулы отмечал и сдавал в деканат. Туда вызывали, объявляли выговоры, но не отчисляли – хорошо училась по языкам.
Через несколько лет по окончании института Малюта (которого, естественно, мы звали Скуратовым) пришел ко мне домой, звать меня поступать в аспирантуру, каялся за то, что в институте гнобил, и говорил: «Я тогда темный был». Даже реферат, нужный для поступления, предлагал за меня написать…
В аспирантуру я не пошла и всю жизнь занималась только практикой – переводила в обе стороны, редактировала переводы, преподавала язык, работала и устным переводчиком. Удивительно, но с разговорным языком было сложнее всего: носителей языка в Москве, да и в стране, практически не было. Поэтому языковая устная практика была с редкими делегациями, которые вполне радостно принимали нашу литературную речь. Языки, арабский и английский, конечно, были основой, которая держала. Но помимо прогулов жизнь вполне была осложнена общественной работой. Мы ведь комсомольцы. Выборы – мы все агитаторы.
Институт востоковедения, III курс, арабский сектор. Таня Правдина – четвертая справа
Наш институт располагался в самом конце Сокольнического парка. Там, в двух трамвайных остановках от нашего Ростокинского проезда, была фабрика «Богатырь» (что делала, не помню). И небольшое, в виде бараков, рабочее поселение. В одном из бараков мой участок. Хожу, знакомлюсь, что-то рассказываю, прошу прийти отметиться и на выборы. Еще прошу прийти к началу выборов – в шесть часов утра! Такая установка. Один пожилой рабочий говорит, что у него в этот день смена кончается в пять утра. «Посплю часок и в полвосьмого приду, не бойся, не подведу!» Понимает, что должна быть стопроцентная явка. Человек какой-то трогательный, настаивать не могу…
Ночуем в институте, в половине шестого – на участке. Все пришли, очередь. Нет только моего дяденьки. Председатель агитбригады – секретарь комитета комсомола, студент моего же арабского отделения Игорь Беляев говорит: «Иди, буди». Объясняю, что не могу этого сделать, человек сам через час придёт, я уверена. «Иди, иначе пожалеешь!» – говорит мне «начальник». Я не иду, дяденька приходит, я спокойна. И напрасно!
Через неделю после выборов на общеинститутском комсомольском собрании – отчет об участии в избирательной кампании и проведении выборов. Следующий вопрос – персональное дело – «поведение агитатора Правдиной». Краткое изложение и предложение исключить из рядов ВЛКСМ. Осуществление этого влечет за собой обязательное исключение из института! Сижу ни жива ни мертва. Меня в институте знают и Ближневосточный, и Дальневосточный факультеты, потому что играю хорошим номером в институтской сборной волейбольной команде. Спорт – великое дело! Встают несколько человек и предлагают заменить исключение на «строгий выговор с занесением в личное дело». Голосуют: проходит, практически