юбочке, который не катался на колесиках, а ходил, переставляя одну за другой длинные голенастые ноги и делая еще при этом артикул ружьем…
Ленька с тупым удивлением смотрел на эти хитроумные дорогие игрушки и не мог почему-то ни радоваться, ни удивляться. Даже зависти к Волкову у него не было.
…Часа два он просидел на ковре – и чем дольше сидел, тем сильнее чувствовал под ложечкой томление, какое испытываешь на затянувшемся неинтересном уроке. Он уже набрался храбрости и хотел заявить, что ему пора домой, когда открылась дверь и в комнату, шурша шелковым платьем, не вошла, а вплыла молодая красивая женщина, очень похожая на Волкова – с такими же хрупкими чертами лица и с такими же тонкими черными бровями.
– Моя мама, – с гордостью объявил Волков.
Ленька вскочил, шаркнул ногой, споткнулся о паровую машину и, увидев возле своего носа тонкую, бледную руку с розовыми миндалинами ногтей, ткнулся губами в эту хрупкую, крепко надушенную руку и назвал себя по фамилии.
– Очень приятно, – проворковала мадам Волкова. – Вовик мне о вас говорил. Чувствуйте себя, пожалуйста, у нас как дома.
«Да! Ничего себе – как дома», – со вздохом подумал Ленька.
– А сейчас, пожалуйста, обедать. Вас ждут.
– Я не хочу, – забормотал Ленька. – Благодагю вас. Мне пога ехать. Я еще угоков не выучил.
– Не спешите. Успеете. Вовик вас отвезет… А уроки можете вместе учить.
Ленька понял, что погиб, и покорно поплелся вслед за Волковым – сначала в туалетную, мыть руки, потом – в столовую, где за большим обеденным столом уже сидело человек десять мужчин и среди них – высокий чернобородый господин с засунутой за воротник салфеткой, в котором Ленька почему-то сразу признал Волкова-отца. Так оно и оказалось. Волков подвел Леньку к чернобородому и сказал:
– Папа, разреши представить тебе. Мой товарищ, о котором я тебе говорил…
– А-а! Да, да, – веселым басом проговорил Волков-отец, показывая необыкновенно белые, ослепительные зубы и протягивая Леньке руку. – Приятно… Садитесь, юноша. Милости просим. Водку пьете?
Ленька понял, что хозяин шутит, сделал понимающую улыбку и, поклонившись гостям, сел рядом с Волковым-сыном.
Ленька с тупым удивлением смотрел на эти хитроумные дорогие игрушки и не мог почему-то ни радоваться, ни удивляться.
– Представь, папа, – сказал Волков-сын, к удивлению Леньки, тоже засовывая за воротник крахмальную салфетку. – Когда мы ехали домой, нас на Пиколовом мосту какие-то хамки забросали камнями.
– Вовик, – остановила его мать. – Откуда эти выражения?! «Хамки»!..
– Виноват, Елена Павловна, – бархатным голосом перебил ее какой-то бритый человек в полувоенном френче, лицо которого показалось Леньке знакомым: портрет его он видел недавно в газете. – Не те времена, голубушка, чтобы обращать внимание на этакие тонкости. Пора называть вещи своими именами.
– И детям тоже?
– Увы, и детям тоже.
– Вовик,