Мои дорогие мальчики. Лена Добужинская

меня – гордячки (великий грех!), представьте себе, хватило ума и воли уступить первенство. Было мне это совсем нелегко сделать, но моей главной советчицей была любовь, а она, как известно, никогда не подводит.

      Вечером мы собирались за столом после работы или учебы, и все ждали ужина с нетерпением, а Гена, сидя с нами за столом, иногда не отвечал на наши с Димой вопросы, не принимал участия в разговоре.

      Он всегда был очень внимательным, вежливым и деликатным и никогда не позволял себе пренебрежительного отношения к собеседнику. Нам понадобилось время, чтобы понять: если он не разговаривает с нами, значит еще не встал из-за своего письменного стола, уже чисто убранного, и еще находится там, в своих недописанных книжках, еще пишет, и значит это, что он нас просто не слышит.

      Как-то я принесла Гене, когда он работал, чашечку кофе. Поставила около него, тихонечко поцеловала и на цыпочках вышла из комнаты. Чтобы не мешать. Прошло года два. Гена рассказал мне, что тогда не состоялся рассказ. Именно потому, что поцеловала. Потом он начал подкладывать мне книжки с таким, например, названием: «Как мы пишем» и всякие другие, где писатели рассказывали про то, как они работают.

      Одна поэтесса умела писать стихи только, лежа на животе, и никак иначе. И совсем получались неплохие стихотворения. Один небезызвестный писатель жил от нас неподалеку, захаживал к нам иногда и рассказывал, что, когда пишет, все время ходит по комнате и может работать только, если рукопись стоит на пюпитре. Ну, и все такое.

      Я читала все это и стала, наконец, понимать, зачем Гена мне книги такие подсовывает, но сам никогда ничего не говорит.

      Нечего лезть со своими поцелуями, когда человек книжки пишет!

      Надо было очень сильно его любить, чтобы хотеть понять все это, не обижаться на него, не вытаскивать силой из его сложного, только одному ему принадлежащего мира.

      Мы с Димочкой очень сильно любили Гену.

      Димочка

      Я была на восьмом месяце беременности. Мой внушительных размеров животик мешал мне ездить в общественном транспорте, ходить в гости, одеваться, раздеваться и, вообще, нормально жить. Тем не менее, это не помешало мне сесть в самолет и полететь к Черному морю, в Туапсе. Там был международный студенческий лагерь, а в лагере – мой муж, Димин папа, который как бы работал с иностранными студентами.