Дурацкая Федора.
Гнев отхлынул, оставив после себя жар смущения.
– Я не собиралась… – начала было я, но Лана меня перебила. Это ей всегда отлично удавалось.
– Я тебе уже говорила, что видела Кристиана совершенно голым? – она подперла подбородок кулачком.
Кристианом звали нашего босса. У него были миниатюрная красавица-жена и здоровенный краснолицый ребенок, похожий на лубочного демона. Я попыталась представить невинную причину столь близкого знакомства Ланы с боссом, но мне это не удалось.
– У вас что… Вы что, занимались сексом?
Лана расхохоталась, как будто с высоты ее жизненного опыта я была маленькой дурочкой – даже если и так, какого черта?
– Ты можешь такое себе представить? Да нет, тогда бы Луиза натравила на меня их жуткого ребеночка! Кристиан просто заказал мне скульптурный портрет всей семьи.
– Голышом?
– Ага, – отозвалась Лана, стремительно теряя интерес к собственному рассказу.
– И какой он… Как оно получается? Очень неприлично?
Лана пожала плечами, глядя на экран своего телефона.
Когда Элла только начала встречаться с Гарольдом, у меня была идея сдружиться с Ланой, чтобы тоже обзавестись своим собственным близким, но ничего не вышло. Лана больше нуждалась в слушателях, чем в друзьях.
Я взяла тряпку и пошла в зал протирать столики – исключительно для того, чтобы Лана для разнообразия сменила меня у кофемашины. По пути меня охватило странное чувство – острое физическое ощущение чьего-то взгляда. Кто-то смотрел на меня. Я не Лана, чаще всего меня не замечают, так что чувство было очень тревожное. Отвлекшись на него, я наткнулась на столик и выругалась вслух. Собирая тряпкой крошки, я быстро оглядывала посетителей.
За одним столиком – компания женщин, как на подбор, с обручальными кольцами на пальцах. Перед каждой – чашка зеленого чая, посредине – один-единственный пончик с кокосовой стружкой и четыре вилки. За двумя отдельными столами – двое мужчин с одинаковыми бородами, в одинаковых клетчатых рубашках, согнувшиеся над одинаковыми ноутбуками и совершенно друг друга не замечающие. Еще женщина, которая пытается читать «Джейн Эйр», но взамен следит краем глаза за мамашей с двухлетним малышом, громко стучащим ложкой по соседнему столику. И, наконец, мужчина в куртке от Carchartt и в темных очках, сидящий у самых дверей. На голове у него, несмотря на жару, вязаная шапочка, перед ним на столике – стакан воды.
Тут-то и случилось три вещи: Лана уронила тарелку, и та с грохотом разбилась о шахматную плитку пола; человек в шапочке взглянул поверх очков в направлении шума; и я немедленно узнала его – ударная волна узнавания прокатилась по мне и через меня, вгоняя в дрожь.
Мы уставились друг на друга – я и мужчина у дверей – и я видела, что он понял, что я его узнала. Когда наши взгляды встретились, я резко вспомнила то, что совершенно забыла: тогда, десять лет назад, его машина пахла, как рождественская елка. Когда мы остановились позавтракать,