лице, Мандель придумал для эстрадных танцоров трансформирующиеся наряды – «костюмы с трюком». Зрители поражались тому, как незаметно и ловко «падают» цветы с платьев артисток, превращаясь в клумбу. Или сомбреро, мистическим образом вылетая из-за кулис, «приземляются» прямо на головы тем, кто в этот момент танцует на сцене.
И все же режиссура и сценография программы-дивертисмента была плодом общих, совместных усилий. Сам Рознер, непревзойденный шоумен, демонстрировал редкую изобретательность. Мог элегантно бросить трубу в кулисы, закончив соло: за кулисами прятался рабочий сцены – «униформист», незаметно подхватывавший инструмент. По-прежнему использовал световые эффекты, цветные, движущиеся лучи. Легкая пластичность его собственных движений не знала себе равных среди отечественных эстрадных музыкантов и дирижеров. Он был прирожденным актером, артистом до мозга костей. Это обеспечивало ему успех у публики, лучшими представителями которой, разумеется, были женщины.
Профессиональные лицедеи тон ко чувствовали родство и, ценя «цеховую дружбу актерского братства», снова предложили выступить на «своей территории». Организацией выступления, намеченного на 15 октября 1945 года, занялось ВТО – Всероссийское театральное общество. За неделю до бенефиса в типографии издательства «Московский большевик» были отпечатаны пригласительные билеты. На них стояло грозное предупреждение: «Без права передачи». Обычно афиши оркестра, как мы помним, сообщали: играет белорусский госджаз под управлением и при участии Рознера. На сей раз речь шла о творческом вечере заслуженного артиста БССР Эдди Рознера «при участии всего состава Государственного джаз-оркестра БССР». Концерт состоялся 15 октября в Московском Доме актера на улице Горького, 16.
Глава V
На волоске
Газетное объявление о концертах в Гродно. Весна 1946
Сегодня он играет джаз, а завтра?
Проблемы начались более или менее внезапно, хотя были вполне предсказуемы. Конец сороковых годов оказался роковым не только для Эдди Рознера. В СССР «холодная война» ударила по всему тому, что олицетворяло американский дух и образ жизни. «Я не миллионер», – пел ленинградский бас Ефрем Флакс под аккомпанемент джаз-оркестра Всесоюзного радиокомитета под управлением Александра Цфасмана.
Вовремя сообразив, что тучи сгущаются, Цфасман подал заявление об уходе. Впрочем, Цфасману было куда уйти – летом 1946 года эстрадный театр «Эрмитаж» пригласил Александра Наумовича на должность музыкального руководителя.
Оркестр ВРК в это время готовился к записи новой, свинговой версии песни Василия Соловьева-Седого «Потому что мы пилоты» из нашумевшего военного фильма «Небесный тихоход». Потом на этикетке пластинки будет значиться дирижером эстрадник Виктор Кнушевицкий, друг Соловьева-Седого. Кнушевицкому, который руководил с 1945 года своим радиооркестром, временно вменили в обязанность присматривать за бывшим джазом Цфасмана. Даже не дирижировать, но курировать –