.

из стен своей камеры фломастерами, украденными в тюремной мастерской.

      На фотографии был морской пейзаж: солнце, скрывающееся за горизонтом, скалы в сиянии закатных лучей, птицы в небе, парусники. Вот только этот пейзаж был нарисован в метре от пола вверх ногами.

      Люси вертела в руках снимок. Майор прихлебнул кофе, горький вкус не уходил.

      – Странно, да? Словно заключенный рисовал, будучи подвешен, наподобие летучей мыши, к потолку камеры. Но, кажется, он стал так рисовать незадолго до того, как его посадили.

      – Да почему он рисовал все вверх ногами?

      – Знаешь, мало того что он рисовал все вверх ногами, он говорил, что и видит все вверх ногами. И видел он так все чаще. По его словам, это могло длиться несколько минут, могло и дольше. Как будто он надевал очки, линзы которых переворачивали весь окружающий мир. И когда это случалось, он терял равновесие и падал мешком.

      – Бред…

      – Вот-вот. Тюремный психиатр предполагал, что у Царно галлюцинации. Может быть, даже…

      – Шизофрения?

      Полицейский кивнул.

      – Ему было двадцать три года. Душевные болезни нередко проявляются или обостряются в заключении, особенно у людей этого возраста.

      Люси выпустила пачку фотографий из рук, снимки упали на стол, рассыпались.

      – Вы хотите сказать, что у Царно, возможно, были проблемы с психикой? – Она закусила губу, сжала кулаки, было видно, каких усилий ей стоит не заорать, не завыть. – А я не хочу, чтобы причину смерти моего ребенка объясняли, исходя из мерзких спекуляций психиатров. Царно отдавал себе отчет в своих действиях, и на нем лежит ответственность за совершенное.

      Кашмарек поспешно согласился:

      – Разумеется! Потому его и осудили, потому он и окончил свои дни в тюрьме.

      Как Люси ни пыталась скрыть свои чувства, майор понимал, насколько она ошеломлена, потрясена.

      – Все позади, Люси. Сумасшедший Царно или нормальный, теперь уже не имеет значения. Дело закончено: завтра его похоронят.

      – Не имеет значения, говорите? Наоборот, майор, наоборот! Очень большое значение имеет, куда уж больше!

      Люси снова встала и принялась ходить взад-вперед по кухне.

      – Грегори Царно отнял жизнь у моей девочки. Если… если версия о его сумасшествии может рассматриваться всерьез, я должна это знать.

      – Слишком поздно, Люси.

      – Как фамилия тюремного психиатра?

      Полицейский взглянул на часы, допил кофе и поднялся.

      – Не хочу больше отнимать у тебя времени. Да мне и самому пора на работу.

      – Его фамилия, майор!

      Кашмарек вздохнул. Разве не следовало этого ожидать? Они несколько лет проработали вместе, и Люси никогда не надеялась на то, что все как-нибудь решится само собой. Если проанализировать ее поведение, скорее всего обнаружится, что в ней еще живут первобытные охотничьи инстинкты.

      – Доктор Дюветт.

      – Добейтесь для меня пропуска туда. На завтра.

      Он сжал челюсти, но все-таки нехотя кивнул, соглашаясь.

      – Попробую