в этом. А меня мессер Софус насчет сего просветил, и я склонна ему доверять.
Я поцеловала Оливию в кончик носа, пробормотав: «Я скоро вернусь, моя засранка», – и вышла в галерею, приказав горничной принести мне мой самый теплый меховой плащ, шапку и перчатки. Она нагнала меня на лестнице, ведущей в Скрипторий, получила легкий выговор за нерасторопность и похвалу за сообразительность – с собой она прихватила входящие в моду у местной знати росские валенки. Это очень теплая, практичная и красивая обувь, и кстати дорогущая. За пару валенок эти россы дерут на рынке, как за фарфоровый сервиз из Яшмовой империи. Но сервиз зимой не греет, а вот валенки – да. Тем более что зимы в Старой Литании и сопредельных государствах становятся все суровее. Говорят, это какое-то глобальное похолодание на всей нашей Планете.
Утеплившись и взяв из держателя на стене масляный фонарь, я стала спускаться вниз. Скоро лицом я ощутила холод, а свет фонаря выхватывал узоры инея на облицованных темным гранитом стенах и ступенях. Мне казалось, что я спускаюсь в погребальный зал какого-нибудь древнего владыки и сейчас его забальзамированный и обмотанный саваном прах выскочит навстречу, потрясая костями и клацая челюстью. В иные мгновения этот образ вызвал бы у меня хохот, но сейчас, с учетом странной болезни, приключившейся с Оливией, мне было совсем не до смеха.
Наконец я очутилась в зале с колоннами – преддверии Скриптория. На полу, едва на него упал свет моей лампы, засверкали буквы из неизвестного минерала, вкрапленного в гранит: «Здесь никто никого не ждет». Это было правдой – гордыня, холодность и честолюбие герцога Альбино гнали от него всех, кто пытался к нему приблизиться с дружеской улыбкой. Этот человек уже при жизни стал гранитной статуей самому себе, и самым удивительным было то, как этот гранит мог исторгать, то есть писать стихи, исполненные тепла, любви, милосердия, доброты, верности – всех добродетелей, какие только может представить человечество. Я подозревала, что он болен особым заболеванием, в котором сознание человека разделяется на несколько независимых друг от друга личностей. Слыхала я от мессера Софуса рассказ о парне из одной Солнечной системы, у которого было в теле двадцать три личности. Так что дивны дела твои, Все Сущее!
Но вернусь в зал. Несмотря на то что я была невероятно тепло одета, холод пронизал меня до костей, ибо изречение «Здесь никто никого не ждет» в данный момент утратило силу. Меня ждало Оно.
В моем теле тоже жили две личности – Люции Монтессори и принцессы Ай-Кеаль, но они прекрасно уживались и гармонично дополняли друг друга. Глаза Люции не смогли бы увидеть то, что видели сейчас глаза звездной принцессы. А видели они сгусток абсолютной антиматерии. Антисущее. Ученые, говаривал мессер Софус, все мозги себе поломали, гадая, как же антиматерия может существовать. Она ведь Антисущее! То есть постоянно самоуничтожается. То есть это абсурд, когнитивный диссонанс! Идите лесом со своим диссонансом, кричали на физиков математики абстрактной алгебры; раз существует плюс бесконечность, значит, по закону равновесия