работает на компьютере, и указал мне на распахнутую дверь своего кабинета. Затем строго сказал секретарю:
– Меня ни при каких обстоятельствах не беспокоить!
Я прошел в кабинет Антонио и поразился обстановке: голые белые стены, огромный резной стол из черного дерева, на стене над ним – гигантское металлическое распятие, а рядом – фотопортрет покойного папы Адриана. Пять больших окон, прикрытых бархатными шторами, шкафы, заставленные книгами. Никакой роскоши, ведь посетители (в особенности журналисты) должны знать: глава папской комиссии по Латинской Америке заботится не об антураже, а только о реальных делах.
Антонио кивнул на кресло подле своего стола и, постучав костяшками пальцев по столешнице, не без гордости заметил:
– Говорят, он какое-то время находился в кабинете Пия Десятого! Хочешь кофе?
Резкий переход от упоминания понтифика, единственного из пап последних столетий причисленного к лику святых, к прозаическим мелочам был характерен для Антонио. Услышав мой положительный ответ, Антонио нажал кнопку селекторной связи и надменно произнес:
– Чашку черного кофе, немедленно!
– Неужели ты откажешься тоже насладиться этим божественным напитком? – спросил я удивленно, ведь страсть Антонио к кофе была мне хорошо известна.
Мой брат загадочно произнес:
– Именно поэтому я и просил тебя приехать в Ватикан! Мне нужна твоя помощь!
Ну что же, когда я получил телеграмму из секретариата папской комиссии по Латинской Америке, в которой сообщалось, что его высокопреосвященство кардинал делла Кьянца в срочном порядке ожидает меня у себя (направить телеграмму от первого лица Антонио в голову не пришло, как, впрочем, и позвонить), я так и понял, что моему брату требуется помощь. Иначе бы зачем он обратился к рядовому падре из южноамериканской глуши!
Мои отношения с Антонио никогда не были безоблачными. Его (впрочем, и мой!) отец, богатый фабрикант Энрико делла Кьянца, чьи предки, бедные итальянские иммигранты, искавшие лучшей доли, в середине девятнадцатого века прибыли в Коста-Бьянку из Пизы, был любвеобильным человеком. Моя матушка работала в эльпараисском особняке семейства делла Кьянца горничной и была страсть как хороша. Энрико, у которого имелись законная супруга, почтенная сеньора, старше его на несколько лет, обладательница на редкость волосатых ног и покорного характера, а также с полдюжины законных отпрысков, старшим из которых был Антонио, завел с моей матушкой интрижку, и, согласно домашнему преданию, я был греховно зачат в кладовой.
Когда девять месяцев спустя матушка разродилась мной, она уже не работала в особняке. Сеньора, узрев ее увеличивающийся живот, быстро поняла, в чем дело (до нее доходили слухи), и, пользуясь тем, что ее муж находился за границей в деловой поездке, дала моей матушке расчет.
В те времена, сорок шесть лет назад, Коста-Бьянка была доброй католической страной, в которой появление на свет у молодой незамужней девицы ребенка