прилив сил, пододвинула к себе пачку бумаг, которые требовалось просмотреть и подписать.
– Бабушка! Бабушка!
Софья ворвалась в палату-люкс мемориальной больницы княжества. Она располагалась всего в трех кварталах от музея изящных искусств, поэтому девушке потребовалось меньше пяти минут, чтобы добраться до нее. Медсестра сообщила Софье, что мадам Ноготкофф-Оболенская размещена на третьем этаже, однако посетители к ней не допускаются. Но остановить Софью было не так-то просто. Она разыскала лечащего врача, профессора д’Атарье, который уверил ее, что повода для волнений нет: у мадам княгини случился легкий сердечный приступ, который был вовремя замечен компаньонкой, вызвавшей команду врачей.
– Дорогая, ты же видишь, что я все еще жива, – ответила по-русски бабушка.
Княгиня Елизавета Георгиевна Ноготкофф-Оболенская возлежала на широкой кровати, застеленной бельем нежно-абрикосового цвета. В палате попискивали приборы, Софья увидела капельницу, и сердце у нее защемило.
– Кто-то из твоей прислуги позвонил в музей и сообщил, что... – произнесла Софья.
Бабушка властно заметила:
– Они, как обычно, склонны к паникерству! Им не следовало отрывать тебя от работы! Как прошел твой разговор с Эстеллой? Надеюсь, ты получила место заместителя куратора выставки?
Софья давно привыкла к тому, что бабушка всегда в курсе последних событий. По причине слабого здоровья – старушке было за восемьдесят – она редко покидала виллу, расположенную у самого моря, ее опекал целый штат верных горничных, компаньонок, дворецких и секретарш. Елизавета Георгиевна обладала потрясающей способностью знать то, что произошло совсем недавно или только должно было произойти.
Сходство между бабушкой и внучкой было потрясающим: все, кто видел двух представительниц княжеского рода Ноготковых-Оболенских, отмечали это. Несмотря на разницу в пятьдесят с лишним лет, у княгини-бабушки, как и у ее внучки, были пронзительные синие глаза, нежная розовая кожа, покрытая, правда, тонкими лучиками морщин, пушистые волосы – давно седые, в отличие от каштановых локонов Софьи. Елизавета же Георгиевна находила, что ее внучка – вылитая копия своей прабабки, посему и настояла на том, чтобы малышку назвали в честь нее – Софьей.
Софья склонилась над кроватью и поцеловала бабушку в щеку. Даже в больнице старая княгиня выглядела, как будто собралась на прием к великим князьям: на лицо был наложен макияж, в воздухе витал тонкий аромат жасмина.
– Профессор сказал, что повода для беспокойства нет, – заметила Софья. – Однако он уверен, что тебе стоит вести несколько более спокойный образ жизни.
– Ох, уж мне эти профессора! – ответила с легкой улыбкой старая княгиня. – Если бы я внимала всему тому, что говорят медики, то давно оказалась бы на кладбище.
– Бабушка! – шокированно воскликнула Софья.
Елизавета Георгиевна энергично кивнула головой и продолжила:
– Я уверена, что если человек смирится со своими болячками, уверится