океан может притвориться любым из океанов. И запах сандала отыщет, и айсберг выловит, и топот слонов изобразит. Что угодно, лишь бы меня провести. Плут и всезнайка!
Мой самый любимый океан.
Только рядом с ним я ощущаю себя во всех точках земного шара одновременно. Рядом с ним я и есть все океаны, все берега, небо, солнце, луна, каждый человек, каждая коала, каждый буревестник, капли бессонного дождя, многодетные песчинки пустыни, счастливые вздохи, долгожданные объятия, одинокие рыдания, слезы отчаяния потерявшихся детей и слезы радости найденных.
Мне кажется, у океанов такая игра – перехитрить смотрителя маяка. Но меня просто так не провести. Я могу угадать любого гостя. Кроме, пожалуй, Тихого океана.
Ох уж эти океаны.
Приходят по-разному. Уходят одинаково.
История птицы
Утром я просыпаюсь, как обычно.
Занимаюсь повседневными делами, готовлю любимый завтрак, читаю любимую книгу, включаю любимую пластинку, танцую любимый танец.
На пятки завтраку наступает время обеда. Я готовлю обед и штудирую самоучители исландского языка, газетные статьи о событиях в мире, старые выпуски научных журналов о популяции китов, делаю заметки (на самом деле – кляксы).
В моем доме все находится на своих местах. Стул стоит справа от входной двери, письменный стол – слева от винтовой лестницы, книжная полка удобно соседствует со скрипучим креслом.
Я чувствую себя в таких надежных стенах, будто эти стены находятся не на краю Земли, вдали от людей, а в самой большой сплоченной семье в самом теплом доме.
Пожелтевшие стены мягко ловят огненные блики от печи и крепко держат несколько мною полюбленных картин. Когда я впервые их здесь увидел, то был напуган. Каждая вызывала тревогу по-своему.
На одной картине было изображено окно, в окне – маяк, в маяке – окно, в окне маяка – еще один маяк. В этом еще одном маяке было еще одно окно. Как матрешка. Сейчас я и не вспомню, что именно меня так испугало, скорее всего – осознание бесконечности одиночества.
На следующей картине был изображен корабль. Его некогда белые паруса от долгих странствий превратились в серо-желтое тряпье, разорванное ветрами, дождями, ураганами, бурями, выжженное солнцем и молниями. Кораблю некуда было плыть, потому он просто поддался попутному ветру и плыл, куда волны несут. Казалось, на борту не было ни души, но я представлял, что все они спрятались в трюме переждать ночь.
Корабль давно не видел берегов, греть огромный корабль было нечем. Запасы дров иссякли, и часть кормы была вырублена и пущена на съедение костру. Скоро там же окажутся паруса и шлюпки. Зима близко. Ближе, чем долгожданная земля. Как отчаянно, должно быть, оказаться капитаном этого судна. Желание проснуться от ужасного сна больше, чем ступить ногами на сушу.
На другой картине была изображена птица, летевшая над нескончаемой водной гладью. Мне было жаль птицу. Крылья под проливным дождем намокли, ветер срывал ее с маршрута. Долгожданной земли