батником, и фрагменты ее поблескивали на шее. Куртка, по-моему, кожаная и явно дорогая.
Интересно, что он делает в лесу в таком прикиде? Больше смахивает на модель, и место ему на подиуме. Даже ботинки, и те лакированные!
Мое удивление все росло, пока я не посмотрела на его руки и не забыла обо всем на свете. Такие руки могли быть у пианиста или скульптора, возможно еще хирурга. С длинными пальцами, красивой формой ногтями, они грациозно достали из сумки какую-то коробочку, а потом взяли ложку, зачерпнули ей что-то белое и рассыпчатое и добавили в котелок. Я сидела, как зачарованная, не в силах отвести взгляда от такой красоты, представляла, как эти пальцы трепетно порхают над клавишами рояля, выводя сложные пассажи.
– Думал, забыл соль.
От неожиданности я вздрогнула и отвела взгляд от его рук. Ну, конечно, какие еще могут быть глаза у совершенного существа мужского пола? Черные, глубокие, с пушистыми ресницами, они казались обманчиво мягкими. Интуитивно я чувствовала, что доброты в них столько же, сколько снега в пустыне Кара-Кум.
Мужчина смотрел на меня, не мигая, становилось все неуютнее. Я представила, что он сейчас видит, и захотелось немедленно умереть. Растрепанное пугало с карими невыразительными глазами и бледной кожей. Вообще-то, волосами своими я гордилась, когда выпрямляла их утюгом, и они блестели, как вороново крыло, спадая тяжелой массой на спину. Мне все завидовали, говорили, что такие густые и прямые волосы – редкость. Плюс ко всему, они были настолько насыщенно-черными, что не нуждались в окрашивании. Черные волосы и бледную кожу я унаследовала от матери. Это типичный признак национальности иудеев, к которым я и относилась. Тетя Вера всегда говорила, что я дочь своего народа, и должна гордиться такой внешностью. Я же считала свое лицо слишком бледным и регулярно пользовалась тональным кремом.
Но сейчас под рукой не нашлось даже расчески. Да еще и одежда на мне дурацкая! Я расстроено вздохнула – рядом с таким мужчиной нельзя быть дурно одетой, без макияжа и лохматой. В это момент я забыла, что нахожусь здесь по его же милости. Мысль, что я не соответствую ему, затмила все остальные.
– Переоденься, – вновь заговорил мужчина, кивнув на спортивную сумку возле себя. – Я прихватил твои вещи.
С удивлением рассматривала свою одежду: джинсы, свитер, кожаную куртку, когда вновь скрылась в доме. Он позаботился даже о носках и смене белья. Там же я нашла массажку и первым делом расчесала волосы.
Зачем все это? Почему я здесь, с ним, а не дома, продолжаю оплакивать любимого брата? Наверное, стоит задать ему все эти вопросы. Только, почему я испытываю непонятную робость. Это стеснение? Никогда раньше не страдала им в такой мере.
Одевалась быстро, чтобы не замерзнуть на осеннем утреннем холоде. В привычных и удобных вещах почувствовала себя более уверенной.
Что же происходит? Почему у меня такое чувство, будто смерть брата, мое горе остались в прошлой жизни? И кто этот красивый незнакомец?
Я вернулась