растерялся.
Мальчишки сосредоточенно резали себя – кто-то так распорол руку, что кровь, будто дождик, застучала по листьям. Тесаки немедленно вернулись в ножны, некоторые полетели в траву: мальчишки стояли, сидели, валялись на земле, кто-то смотрел на порез, кто-то в небо, кто-то плотно зажмурился. Кто-то бормотал, кто-то напевал сквозь зубы. Поляна сделалась похожей на палату раненых в бреду: ропот, ноющее пение, тихий свист, шепот, тяжелое дыхание и запах крови.
Тимор-Алк решился последним. Его кровь была гораздо светлее и гуще, чем обычная человеческая, – она казалась разведенной молоком. Крокодил, как ни был потрясен, заметил это и поразился еще больше.
– Ты примешь участие в Пробе? – вкрадчиво спросил его Айра.
– Не вопрос, – отозвался Крокодил, стараясь говорить небрежно.
Камор-Бал, парень осторожный и осмотрительный, порезал себя чуть-чуть. Теперь он стоял, вытянув вперед руку, и Крокодил мог видеть, как сворачивается кровь, как соединяются краешки пореза, как рана затягивается и покрывается корочкой.
– Если нет – скажи сразу, – сказал Айра, на этот раз участливо.
– Да, – проговорил Крокодил сквозь зубы.
Он повертел в руках тесак и полоснул себя по руке, собираясь только чуть-чуть, для вида, пораниться. Перестарался, не рассчитал, – брызнула кровь, и ощущение было не из приятных. Крокодил покачнулся, тупо глядя на рассеченную руку.
Дурак. Зачем? Что, он всерьез собирается показать свое умение силой воли затягивать раны? Регенерировать? Может, еще и пальцы дополнительные отрастить?
Идиоты, подумал в сердцах. Что, полноправному гражданину Раа необходимо умение отращивать кожу, восстанавливать сосуды за несколько минут? Может, вам еще и хвост заодно? Жабры? Крылья, плавники?
Я должен был ехать на Кристалл. Меня надули, как ребенка, а я даже не вздумал бороться за свои права. В конце концов, выбирая поселение наугад, я вполне мог ткнуть пальцем в Лимб – там наверняка нет ублюдочного деления людей на первый и второй сорт. По признаку способности к регенерации…
Кровь не торопилась сворачиваться. Капала на босые ступни. Крокодил рукой зажал рану; перетянуть бы сейчас бинтом – за пару дней все зажило бы. А эти – эти, перемазанные красным, со свежими шрамами на предплечьях, ладонях, коленях, – стоят и ржут, как кони!
На самом деле никто не ржал. Мальчишки, за пару минут затянувшие свои порезы, испытывали эйфорию – заговорили сразу несколько голосов. В разговор вступил Полос-Над – он справился, несмотря на свою бледность.
– Я вчера, как дурак, палец себе отхватил, – признался он, будто избавляясь от тяжести. – Я его отрастил, конечно, но потом уже ничего не мог…
– А не надо было выпендриваться…
– Точно, – счастливым голосом согласился Полос-Над, – не надо было выпендриваться!
И они заржали, теперь уже точно заржали, но не над бедой Крокодила, а от собственного щенячьего счастья.
Кровь перестала течь, но рана, разумеется, затягиваться