по комнате, зафиксировал дымящийся чайник на подоконнике.
– Понял. Ограничимся чаем. Ну, давайте знакомиться!
Красный командир был несколько разочарован. Начальник – настоящий, столбовой, не должен забегать к подчиненным, дабы представиться и выпить чаю с мятой. Его дело восседать в огромном кабинете за столом-надгробием, сурово сдвигать брови к переносице и ставить провинившихся по стойке «смирно». Чай же приносит вышколенный порученец непременно на подносе с серебряными подстаканниками. «Извольте выкушать, ваше превосходительство!» Дело, конечно, не в титуловании. Советский ли барин, царский – велика ли разница? Вон, товарищ Сталин, всем хорош, всем помогает, дурного слова не услышишь – ни о нем, ни от него. А все равно: кабинет, холуйки в приемной, подстаканники серебряные.
А уж спрашивать, курят ли подчиненные, а после прятать трубку в карман – вообще гнилой либерализм. Этак до анархии-матери порядка рукой подать. Нет, не тот начальник, не тот!..
О начальстве он имел самое скверное мнение с детства. Не просто недолюбливал – на дух не выносил и за людей не считал. Всякое – от мордатого городового, гонявшего мальчишек на улицах, до дирекции завода, постоянной грозившей отцу увольнением. Тот был заслуженным «эсдеком», неоднократно попадавшим под арест и успевшим в молодые годы побывать в сибирской ссылке. До увольнения все же не доходило – заводу не хотелось лишаться хорошего инженера. Однако неприятностей хватало без того, и старший из трех сыновей быстро усвоил, что виной всему – именно оно, начальство. Как выразился приятель-гимназист из подпольного революционного кружка: «обло, озорно, огромно, стозевно и лайяй». В 1916-м последовал первый арест, и юный смутьян сразу понял, что такое загадочное «лайяй», сдобренное густым мордобоем. В тот же год он вступил в РСДРП(б), в которой уже много лет состоял отец.
Мечтой новообращенного большевика стала не столько победа коммунизма в мировом масштабе, сколько возможность ворваться в кабинет к самому-самому начальству, вытащить оное из-за стола-надгробия, посмеяться прямо в выпущенные от гнева рачьи глаза и… Дальнейшее зависело от настроения. В самом щадящем варианте можно было ограничиться выливанием чая (который в серебряных подстаканниках) прямо на начальственную главу. Пусть тогда лайяйет, сколько влезет!
Летом 1917-го молодой партиец записался в Красную гвардию. Времена наступили правильные. «Обло, озорно, огромно, стозевно и лайяй» попряталось и разбежалось, пришел час народного самоуправления строго по учению Карла Маркса. Красная гвардия принялась наводить порядок в заводском районе. Сын инженера-«эсдека» сумел даже подключить к этому нужному делу знакомых скаутов, надевших, как и он сам, красные революционные галстуки.
Через два года у командира, к тому времени уже вволю хлебнувшего войны, вышел спор с одним из военспецев. Бывший капитан Императорской армии, ныне начштаба полка, весьма одобрительно высказался о линии Предвоенсовета товарища Троцкого на создание регулярной армии. Красная гвардия, к тому времени давно распущенная, была помянута с явным неодобрением и даже титулована