узнать – это мраморный табби, у него такая умная мордочка!..
– Пошли, – вздохнул Степа. – Поищем вашего кота, барышня…
– Ну ты молодец, товарищ Косухин! – заявил довольный ночным походом Чудов. – Знатных лещей наловил! А чего девку не привел?
– Так она же больная! – удивился Степа. – Да и куда она из квартиры денется?
– Ну-ну, – заметил Пров Самсонович. – Я на твоем месте и ее захватил бы… Правило наше такое – брать всех, а там и разбираться. Ну ладно, завтра еще адресов подкину. Почистим пролетарский Иркутск от буржуйской нечисти!
– Мелочь это, – снисходительно хмыкнул Степа. – Вот если б Федоровича, вражину, за жабры взять!..
Впрочем, «вражина»-Федорович мог пока что чувствовать себя в полной безопасности. Более того, именно глава Политцентра изрядно нарушил планы Прова Самсоновича относительно Степы. На следующее же утро невыспавшийся Косухин был направлен на позиции западнее Иркутска, чтобы подготовить их к неизбежным боям – каппелевцы приближались к городу. Целый день Степа руководил рытьем окопов, пристреливал пулеметные точки и готовил минирование большого железнодорожного моста. Приехавший к вечеру на осмотр позиций Федорович остался доволен и предложил Косухину возглавить этот оборонительный участок. При этом вражина-эсер сделал кислое лицо, заметив, что его достойный союзник-большевик товарищ Чудов слишком увлекся ловлей гимназисток в ночном Иркутске.
Степа хотел было прочитать недоумковатому эсеру лекцию о значении ВЧК, карающего меча революции, но сдержался. По молодости – или по отмеченной Провом Самсоновичем политической наивности – Косухин все же предпочитал сходиться с врагами лицом к лицу. Образ несчастной девушки в малиновой шали, трогательно просившей его, представителя железной когорты большевиков, найти пропавшего кота, не выходил из головы.
Степа дал Федоровичу предварительное согласие, дождался смены и с чувством выполненного долга направился к товарищу Чудову.
К удивлению Косухина, у кабинета Прова Самсоновича его остановил караул. Ни мандат, ни даже удостоверение, подписанное недобитым врагом революции Федоровичем, не помогли. Степа всерьез обиделся на товарища по партии и хотел было идти восвояси, когда дверь отворилась и на пороге возник сам Пров Самсонович.
– А, товарищ Косухин, – загудел он, хлопая Степу огромной ручищей по плечу. – Заходь, заходь! Ты не обижайся, тут у нас разговор серьезный, важный… Ну, а ты, ясное дело, свой…
Несколько успокоенный этими словами Косухин шагнул внутрь и сразу же понял, что у товарища Чудова гости. Точнее, гость был один.
За столом сидел худощавый стройный мужчина в ладно сидевшей серой шинели. Его лицо – красивое, с тонкими, явно непролетарскими чертами вначале не особо понравилось Степе. Смущало и то, что цвет был какой-то странный – темно-красный, почти пунцовый. Холодные, бесцветные глаза смотрели на вошедшего внимательно, но, как показалось Косухину, без малейших эмоций.
– Знакомься, Степан, – Пров Самсонович, чуть переваливаясь на ходу, вернулся к столу и стал взбираться