Лебедев хитро улыбнулся. – Перед маскарадом снял обручальное кольцо, но вмятинка на пальце осталась.
– Ну конечно! – вскричал Родион. – Как я не догадался? Это же проще всего: у жены. У нее, поди, таких коробок целый шкаф, даже и не заметит мелкую пропажу. Как же я сразу не понял…
– Это у вас от недостатка семейной жизни. Ничего, с годами пройдет…
– Семейного человека хватятся уже сегодня вечером. Завтра получим заявление о пропаже, установим личность… Это хорошо… Спасибо, Аполлон Григорьевич, вы очень помогли, – искренно и печально добавил Ванзаров.
– Пустяки, коллега! – В огромном кулаке Лебедева появилась изящная серебряная фляжка. – Глотните, а то вам еще с приставом общаться. Это развлечение не для слабых духом. Будьте с ним осторожны, отменный прохвост.
И Родион маленько приложился к фляжке. Только через несколько лет он случайно узнал, какой чести был удостоен.
– Ну, с боевым крещением… – сказал Лебедев, в свою очередь глотнув из фляжки. – Предлагаю углубить знакомство. Вы сегодня вечером свободны? Вот и отлично. Покажу вам милые пороки столицы, да. В вашем возрасте это полезно.
С легким сердцем и приятно замутневшим сознанием Родион Георгиевич отправился на первый в своей полицейской карьере начальственный разнос.
Кабинет пристава походил на провинциальный музей, в котором развесили по стенам все, что только смогли приколотить, не забыв самую бесполезную дрянь. Фотографии и картины в больших, средних, маленьких и даже крошечных рамочках жадно теснились до потолка, откуда свешивалась огромная люстра с плафоном, которая обещала свалиться на голову посетителя. Пахло в кабинете, как и полагается во всяком местопребывании местной власти, – смесью пыли бессчетных поколений бумаг.
Сам Савелий Игнатьевич был мужчиной удобным, то есть умевшим вовремя нагнуться, приложиться или выслужиться. Он знал, что дальше участка не поднимется, и был исключительно доволен тихим и безбедным существованием. Но все же за особую гладкость характера и умение крепко устроиться где нужно, получил несмываемое прозвище Желудь. Несносного и крайне обременительного подчиненного он принял в расстегнутом мундире, показывая свойское расположение к провинившемуся и отходчивый характер. Хотя себя уже выругал за мягкотелость и за то, что поддался уговорам начальника сыска принять «юную звезду» из департамента.
Перед лицом пристава Ванзаров решил держаться исключительно официально, не поддаваясь на проявление добросердечности с его стороны. А потому вытянулся почти в струну.
– Что же это вы, батенька, усочинили? – ласковым голосом принялся распекать Ванзарова пристав. – Разве можно такие фокусы в участке? Понимаю ваше рвение, но все же границы нужны. Откуда крыса взялась?
– Была доставлена вместе с жертвой убийства с Невского проспекта.
У пристава вытянулось лицо: еще не хватало убийства на участок, нет уж, не надо такого