следы извёстки. Наталья Семёновна самолично отправилась на кухню, чтобы оценить, как устроилась её новая прислуга, всё одобрила и даже подарила стёганое ситцевое покрывало на кровать.
Стряпухой Дуся и впрямь оказалась отменной, а кроме того обладала неуёмной энергией и уживчивым, смешливым нравом. После мешкотной ворчуньи Карповны дом, казалось, повеселел, наполнившись деловитой Дусиной скороговоркой. Аркадий Валерьянович нахвалиться не мог её пирожками и нарочно зазывал гостей, с чувством потчуя их изделиями своей новой кухарки. Его супруга, посмеиваясь, говорила, что Дуся «совсем прибрала его к рукам».
К весне Алексей из учеников перешёл в слесари, и на Троицу сыграли скромную свадьбу. Так Матвеевы воцарились во флигеле, где спустя положенное время родился их первенец Борька. А вскоре, летом двадцатого года, женился и Ванин отец, но это уже другая история…
В столицах грянула революция, Первая мировая сменилась Гражданской войной, но здесь, на южных окраинах империи, люди продолжали жить как прежде, ещё не принимая всерьёз роковые события – перемелется! Служащие «железки» имели бронь, так как их работа обеспечивала снабжение армии, поэтому и Алексей Матвеев, и Илья Дедов уцелели в этой войне.
4.
Но многих, кого пощадили войны, поглотила ненасытная революция.
Началось с «уплотнения». Дедовы были из последних, к кому подселили большую и шумную семью. Семейство Гришки – бывшего сидельца2 питейного заведения, а ныне начальника продотдела Григория Васильевича Ивахнюка – состояло из самого Гришки, его жены Надежды, а также тёщи Любовь Ефимовны и двух дочерей, десяти и пятнадцати лет. Дедовы отдали им весь верхний этаж и теперь жили в двух нижних комнатах: родители – в бывшем кабинете, а Ваня с бабушкой – в дальней половине гостиной, которую для этого отделили плотными портьерами.
Ивахнюк на должности раздобрел и преисполнился чувства собственной значимости. И хотя к его лоснящейся физиономии, казалось, намертво приклеилась угодливая улыбочка сидельца, на дне своей мелкой душонки он затаил классовую злобу на «господ». Когда, пьянея от собственной дерзости, он первым подал руку Илье Аркадьевичу, эта короткопалая потная рука повисла в воздухе, а новый сосед вполне равнодушно пожелал ему доброго дня и скрылся за дверью. И Гришка затаил обиду. Прежняя работа, казалось, сделала его нечувствительным к грубости пьяных посетителей: он вполне равнодушно пропускал мимо ушей бранные слова и деловито выпроваживал перебравших клиентов. Но кое-кто из его особо отличившихся обидчиков знал, что Гришка не так прост и что на самом деле он ведёт скрупулёзный учёт всем своим унижениям. Он научился прислушиваться к пьяным откровениям и хранил их до поры в своей цепкой памяти. Обычно ничто из услышанного не выходило за порог заведения, но Ивахнюк научился использовать некоторые факты с несомненной для себя выгодой. Всеми порами своего поруганного существа он жаждал реванша, и он его получал – гораздо чаще, чем можно было ожидать. Несколько