в духов.
– Оба-на! Это вам, господа хорошие, не там, чтоб тут! Епишкины шишки в нашем кузовке. – Эти и другие перлы морского фольклора разнеслись на всю округу.
Генерал, однако, продолжал не смущаясь: – Вы, конечно же, правы со своей точки зрения, но прав и я. Никакие теории и доказательства не в состоянии убедить человека, который решился стоять на своём, то есть на том, в чём он уверен, так как всё «это» видел своими глазами и слышал «это» своими ушами, в обратном. Тут никакие ни научные, ни псевдо-научные теории не помогут: фактов подавай нам, фактов! И если вы позволите, я дам вам эти факты?
– Пожалуйста, пожалуйста, генерал, – оживлённо подхватили все вокруг, – ваш рассказ о приведениях должен быть особенно интересен.
Генерал провёл ладошкой по лицу, словно в смущении или же, чтобы собраться с мыслями, и тихо произнёс:
– Я должен, прежде всего, попросить у вас прощения, если речь моя пойдёт недостаточно гладко и непоследовательно. Я никак не ожидал от вас этого вопроса и, естественно, не подготовился к собеседованию по данной теме.
– Да, ладно тебе, Христофорыч (так все соседи звали генерала) – с приветливой строгостью перебила генерала Людмила. – Стоит только начать, и всё у вас, мой генерал, сложится и склеится. Мы вас знаем не первый год и всегда любим слушать ваши рассказы, которые всегда и интересны, а порой и поучительны. Так что, вперёд, дружок, труба зовёт.
И генерал полушёпотом, не спеша, завораживая всех присутствующих взглядом, начал свой рассказ.
– После похорон жены, Елизаветы, с которой я прожил в мире и согласии прекрасных и неповторимых пять лет, всё своё вне служебное время отдал уединению. В первый год моего вдовства почти всё время я отдавал службе, дома появлялся редко, а потом совсем, где-то в середине зимы, переселился жить на дачу. Дача располагалась в самых, что ни есть, настоящих дебрях вятского леса. Хотя и вдали от цивилизации, но, зато, вблизи от воинской части, которой я когда-то командовал и в которой ещё остались мои сослуживцы. Обстановка на даче была спартанская, из дома я взял лишь необходимые для работы книги и портрет жены, написанный неизвестным широкой публике художником-передвижником в наш медовый месяц, когда мы безмятежно и весело отдыхали в Анапе. Без этих немых утешителей в моей печали, мне было бы не под силу тяжёлое бремя одинокой жизни, без её любви и ласки… Лиза была набожным человеком, как и вся её семья, и истинно верующей женщиной. Она очень любила петь своим чистым ангельским голосом «Ave Maria», аккомпанируя себе на видавшем виде рояле, который подарил нам начальник гарнизонного клуба на первую годовщину свадьбы. Мы счастливо жили в любви и согласии, несмотря на то, что она свято верила в загробную жизнь и существование души, а я нет. Политотдельцы разных уровней пытались влезть в нашу личную жизнь, но их попытки были тщетны. Я всячески оберегал свою Елизавету от злых языков ретивых военных партийных бонз и никогда