есть такая газета, и редактор ее мой друг.
Заметив растерянность на лице моем, Пал Иваныч потрепал по плечу.
– Не беспокойся – с опытом все придет… и понимание в том числе. Еще не было случая, чтобы вместе с лицензией на СМИ выдавали и здравый смысл.
Бывший мой шеф был политиком до мозга костей. Мне оставалось лишь улыбнуться.
– Возможно, это было бы слишком здорово, чтобы на мою газету кроме производителей и торговцев обратили внимание еще и политики.
– Для этого тебе надо вращаться в их кругах – там, где массовые объединения, движения и союзы готовятся к случке, чтобы создать политическую партию.
– Ты предлагаешь переехать в Челябинск? Или, может, в Москву податься?
– Было бы здорово! У тебя же семья здесь…
– Ты забыл, Пал Иваныч – я женат вторым браком в Увелке.
– Да какая там жена! «Да не разлучит человек тех, кого соединил Господь на небесах!».
– Зато у нас дочка!
И не сказал, но почувствовал странную, противоестественную гордость за Тому.
Помолчав, Кожевников сказал:
– Здесь ты бы мне пригодился. Ты не боишься спрашивать и умеешь задавать правильные вопросы.
– Спасибо. Постараюсь полезным быть своей газетой. Но в Челябинск или еще куда ни за что не поеду – в Увелке мне любо!
– Иногда и такое случается, – улыбнулся Павел Иванович.
На этом расстались мы. Я уехал в свою Увелку. А Кожевников вернулся в привычный ему мир – мир кабинетно-публичной работы, политики, жестких правил борьбы… Слишком заурядный мир, чтобы мне понравиться. Ну, а истина, как водится, находилась где-то посередине между двумя этими крайностями.
Сидя в электричке по дороге домой, я думал о словах Кожевникова. Вот в чем он действительно прав – мы совершенно не подходим с Тамарой друг другу, как муж и жена. Мы и сошлись-то совершенно случайно. Хоть я давно убедился, что вожделение имеет мерзкое свойство скрывать недостатки характера человека, но в нашем случае менее всего повинно оно.
Никаких серьезных недостатков у Томы, собственно говоря не было, если не считать ее нерушимой привязанности к алкоголичке-матери, которая начала отравлять нашу семейную жизнь с первого дня. У нас и часа медового не было – какой уж тут разговор о положенном месяце?
Но как, черт побери, можно любить женщину, свихнувшуюся на своих принципах? Особенно, если эти принципы в основном касаются интимной жизни. Уже не раз я жене намекал, что свято место пустым не бывает – не будет ее на моей подушке, будет другая. Просто удивительно, с каким безразличием она реагировала на то, что других женщин бросает в рев и упреки.
Единственная тема, которая нас объединяла – наша дочь. Единственная вещь, которая Тому во мне интересовала – это деньги. Иногда мне казалось, что я ненавижу свою жену. Но враждовать с ней никогда не хотел. Я просто панически боялся потерять свою дочь, а вот с мамой ее был готов хоть сейчас