зашагал дальше, понемногу зверея от жары. В своих будках прятались от солнца часовые, обмотав шеи полотенцами.
Ветерок застал меня врасплох. Я повернулся к гавани. Мимо Крепостного острова шел корабль – огромное неуклюжее чудовище, по сравнению с которым доу и фелюки выглядели карликами. В центре пузатого черного паруса выпирал серебряный череп, окаймленный мерцающим серебряным кольцом. Глазницы светились красным, в щербатой пасти вспыхивали огоньки.
– Это еще что за хреновина? – спросил часовой.
– Не знаю, Снежок.
Размер корабля поразил меня даже больше, чем парус. Четырем колдунам нашего Отряда вполне по силам сотворить нечто столь же эффектное, но мне никогда не случалось видеть галеру с пятью рядами весел.
Я вдруг вспомнил о своих обязанностях.
Когда я постучал в дверь Капитана, тот не ответил. Я сам пригласил себя войти и увидел его храпящим на большом деревянном стуле.
– Тревога! – взревел я. – Пожар! Стон взбунтовался! Танцор ломится во врата Рассвета!
Танцор – генерал, когда-то едва не уничтоживший Берилл. Люди до сих пор вздрагивают, услышав его имя.
Капитан даже не приподнял веки и не улыбнулся.
– Ты слишком обнаглел, Костоправ. Когда наконец научишься соблюдать субординацию?
Намек на субординацию означал, что мне полагалось сперва потревожить Лейтенанта. Сон начальства священен, и прерывать его дозволено только в исключительных случаях – например, если синие начали штурм Бастиона.
Я доложил про Кудрявого и показал выявленное место на карте. Капитан снял ноги со стола.
– Похоже, для Добряка есть работенка, – хмуро заключил он.
Черный Отряд не прощает покушений на своих братьев.
Добряк – самый злобный из наших взводных. Он решил, что дюжины человек вполне хватит, но разрешил мне и Молчуну присоединиться. Я могу заштопать раненых, а Молчун пригодится на тот случай, если синие полезут в бутылку. Молчун задержал нас на добрых полдня, отправившись на «короткую» прогулку в лес.
– Ты чего затеял? – поинтересовался я, когда он вернулся с ветхим мешком за спиной.
Он лишь ухмыльнулся в ответ. Молчун, он и есть Молчун.
Заведение, куда мы направились, называлось «У мола» – уютная таверна, в которой я провел немало вечеров. Добряк послал троих к задней двери и поставил по два человека у каждого из двух окон. Еще двое забрались на крышу. У любого здания в Берилле есть люк на крыше – летом люди предпочитают спать наверху.
Остальные вошли через главный вход.
Добряк, парень невысокий и задиристый, обожает драматические эффекты. Ему только фанфар не хватало.
Вытаращившись на наши щиты и обнаженные клинки, посетители замерли. Сквозь прорези в забралах на них в ответ глядели мрачные лица.
– Верус! – гаркнул Добряк. – А ну тащи сюда свою задницу!
Появился патриарх семейства, владеющего таверной, и бочком,