тишины в его побледневшее лицо. – Ты уже мертв! Я ничего не слышу!
– Алиса!..
– Она пела тебе! Она пела тебе! – Я ударила Маврушку по крупу ногами, мы помчались вниз.
– Алиса-а-а!
– Она пела тебе и никогда не пела мне, – шептала я, не подпуская слезы к глазам. Задавленные внутри, они осели тяжелым комом и мешали дышать. – Она пела тебе, а теперь ты мертв!
Мне почудились впереди странные тени. Взлетая и падая, распластавшись по земле серыми призраками, тени неслись от хутора навстречу, и никак было не разглядеть, сколько их, пока они не пронеслись мимо, хрипя от напряжения, почти выпрямляя в одну линию гибкие длинные тела в прыжке. Три огромные собаки, выпущенные лесником, промчались, одарив на секунду близостью силы и красоты откормленных серебристо-серых натренированных тел. Где-то там, на холме, они добежали до корейца, бросились к нему с громким басовым лаем и прыгали от счастья, пугая его жеребца, и валялись на земле, обнажая голые животы, и носились кругами, пока он не слез с лошади и не дал себя повалить и облизать.
Проснувшаяся Рита бегала из комнаты в комнату, поправляя подушечки на креслах, сменила три кофточки, но ее все равно не устраивало то, что она видела в старом зеркале. Чайник закипал уже два раза. Нервничая, Рита становилась с напряженным лицом некрасивой, терялась, роняла посуду, и вот уже подступала к покрасневшим глазам, к напряженному горлу истерика – где же он, в конце концов, он приехал, почему не идет обнять жену?!
– Собак выгуливает, – зеваю я и иду досыпать.
А вечером, когда еще не включили фонарь над крыльцом и тени лесников-охранников растворялись в наступающей темноте между старыми деревьями в саду – обходы проводились раз по шесть в сутки, – я прокралась по лестнице так тихо, что Рита, застывшая в холле перед телевизором с выключенным звуком, ничего не заметила (звук мешал бы ей вслушиваться в себя и хранить память о теле и голосе корейца). С деревянной панелью пришлось повозиться, оказывается, она не сдвигалась в сторону, а поднималась вверх, в невидимую нишу, и закреплялась в поднятом положении рейкой. Дверца в потайную комнату была низкой, замок заело, ключ, выданный корейцем, не хотел поворачиваться, руки мои дрожали, а старый дом вздыхал и потрескивал своими внутренностями, как уставшее пугать дряхлое привидение.
Провозившись минут десять, я открыла замок и вошла в чулан Синей Бороды, согнувшись. Нащупала клавишу на стене справа, у самого пола, а свет не включился. Так, да? А у меня с собой фонарик! С новыми, только что вставленными батарейками. Отлично светит.
Комната оказалась совсем крошечной – два шага до поставленных друг на друга коробок у стены. Копаться в них некогда, да и кореец только что уехал, пяти дней еще не прошло, чтобы доставать ноутбук. Осветив все вокруг себя, я обнаружила, что не могу определить, где находится та самая перегородка, за которую нельзя заходить. Три сплошных стены, никаких зазоров. Ощупав все вокруг, я стала на колени и провела пальцами по соединениям стен и пола. Неужели он специально сказал о перегородке, зная, что я обязательно сунусь ее искать?! С него станет и пошутить, катит теперь по шоссе и смеется, представляя, как я в