часто посещала врача. По-правде говоря, я большого значения этому не придал. Но не прошло и трех дней, как по почте некий аноним прислал цветную карточку, знаете, такие иногда продают в лавках, особенно на первое апреля, с рисунками срамного свойства. Вот, полюбуйтесь. – Соломон Моисеевич достал из внутреннего кармана надорванный сбоку конверт и передал адвокату. Внутри оказалась глянцевая открытка далеко не пуританского вида. На ней был нарисован доктор, приложивший ухо к обнаженной спине дамочки и страстно сжимающий ее пышный бюст. При этом мадам говорила: «Доктор, я лечусь у вас уже полгода, но по-прежнему чувствую стеснение в груди».
Лицо Соломона приняло багровый цвет и, раскрасневшись от обиды и постоянно промакивая носовым платком выступающую на лбу испарину, он продолжал:
– Мое больное сердце не выдержало, и я потребовал у жены объяснений. И она созналась. На самом деле это никакой не врач, а офицер кавалерии. Вы можете себе представить! Кларочка призналась, что она давно с ним знакома! Как она плакала! Моя девочка! Этот прощелыга окрутил юное создание и, оказывается, добился ее! Он уже давно живет за ее счет, а точнее, за мой. Вы представляете? То есть он не только спит с моей женой, но, что еще более возмутительно – он ест мой кусок хлеба! – нервно теребя цепочку золотого брегета, свисавшую из кармашка жилетки на положенную длину, все более расходился Соломон.
– Да, вы правы, действительно субтильное дельце, – болезненно поморщился адвокат и, вытащив из внутреннего кармана жестяную коробочку монпансье «Георг Ландрин», протянул гостю.
– Премного благодарен. Однако я берегу зубы и от всякого рода леденцов воздерживаюсь, – извинительным тоном изрек хозяин ломбардов и аптек.
– А мне, знаете ли, помогают настроить мыслительный процесс. Пристрастился, после того как бросил курить, особенно к этим, московским. – Помедлив, Клим Пантелеевич отправил в рот конфетку зеленого цвета.
– Но это еще не все. Проблема в том, что некоторое время назад я сделал супруге подарок: оформил на Кларочку свою долю в ювелирном деле. Пусть, думаю, учится коммерцией заниматься. Человек-то я не молодой, страдаю сердечными спазмами… Вот и решил, что в случае моей смерти Кларочка без куска хлеба не останется. Жена-покойница была бездетной. Наследников других у меня нет. Я даже разрешил ей вояжировать в Москву и Санкт-Петербург для посещения ювелирных выставок. Но всплыла измена, опустились руки, и тогда я спросил себя: «А может, продать все? Уехать куда-нибудь на север Франции, например в Бретань, и любоваться из окна маленького и уютного дома Атлантическим океаном, а потом открыть там свое дело и жить новой, чистой, не запятнанной жизнью… с Кларой». А тут как раз кстати подвернулся один заказчик. – Жих умоляюще посмотрел на присяжного поверенного и, понизив голос, снова попросил: – Клим Пантелеевич, пожалуйста, сохраните в тайне то, что вам сейчас станет известно…
– Изволю заметить, Соломон Моисеевич, об этом мы уже говорили, – с ударением на