рама с грохотом опустилась.
– Бесполезно, – пожала плечами Антея. – Давайте лучше и впрямь поскорее отсюда уйдем, пока нас в тюрьму не отправили.
Братья сказали, что все это ерунда и в Англии нет такого закона, согласно которому можно арестовать людей за одну лишь прекрасную, как день, внешность, однако тоже поторопились выйти следом за сестрами на дорогу.
– Очень надеюсь, что после захода солнца мы снова станем такими, как прежде, – сказала Джейн.
– Ну уж не знаю, – мрачно проговорил Сирил. – Со времен мегатериумов в мире многое изменилось.
– Ой, – испугалась Антея. – А вдруг мы, как эти самые мегатериумы, к вечеру превратимся в камни, и к утру от нас вовсе ничего не останется.
Она заплакала, а за ней – и Джейн, и даже у мальчиков побледнели лица. Остаток дня для них выдался хуже некуда. Говорить ни о чем не хотелось. Соседей поблизости не было, и это лишало детей возможности попросить хоть кусочек хлеба или стакан воды. Идти же в деревню им представлялось опасным, потому что, во-первых, они увидели, как туда пошла Марта с корзинкой, а во-вторых, там был местный констебль. Да, они были прекрасны, как ясный день, но это слабое утешение, когда вы измучены голодом, как заплутавший в лесу охотник, и так давно не пили воды, что ваши внутренности напоминают пересохшую губку.
Трижды они совершенно тщетно пытались привлечь внимание прислуги из Белого Дома, надеясь, что они выслушают их историю и разрешат им войти. Затем Роберт решил обойти дом с тыла и проникнуть внутрь сквозь одно из открытых окон, чтобы отворить дверь остальным. Но окна первого этажа располагались слишком высоко от земли, и, пока он пытался до них достать, его заметила уже вернувшаяся из деревни Марта, которая, окатив его с верхнего этажа водой, проорала:
– Вон отсюда, мелкая маленькая итальянская обезьяна!
Все способы были исчерпаны. Дети уселись рядышком под кустом и, опустив ноги в пересохшую от жары канаву, начали ждать, когда наконец зайдет солнце. Станут ли они после этого самими собой или обратятся в камни? Тревожные мысли усиливало ощущение одиночества. Потому что, хоть голоса у них сохранились прежние, лица были настолько прекрасны, что смотрели они друг на друга с большим отвращением.
– Не верю, что мы превратимся в камни, – нарушил продолжительное и тягостное молчание Роберт. – Песчаный эльф ведь сказал, что завтра выполнит новые наши желания. А как же он это сделает, если мы уже сегодня станем камнями?
– Ну да, – согласились остальные, однако слова его их не сильно утешили.
И снова повисло молчание. Еще более продолжительное и тягостное, чем прежде. А потом Сирил сказал:
– Не хочу, девочки, вас пугать, но вроде со мной уже началось. У меня совершенно нога онемела, значит, я превращаюсь в камень. И вы тоже, наверное, скоро станете превращаться.
– Не обращайте внимания, – как-то очень по-доброму произнес Роберт и, поглядев на прекрасное, как ясный