синее обмякшее тело вносят в зал, когда всё уже готово к причастию, тянут мимо наложниц, закрепляют в Жертвеннике.
Мне понадобится время, чтобы очнуться. Пронзительный женский крик вернёт утраченную память.
###
Сознание слоями проявляется сквозь пелену сна. Я вздрагиваю, дёргаюсь изо всех сил. Десятки ремней опутывают тело, не оставляя шанса на освобождение. Вокруг слышны размеренные песнопения, перед глазами выплывает белая чаша. Мои выбритые гениталии свисают в неё. Я лежу в заточении чёрного керамического куба, только член, мошонка и голова торчат наружу. Стенка куба на месте груди расписана сверкающей белой вязью. Медленно перевожу заспанный взгляд на мужскую фигуру, стоящую в двух метрах от меня, наблюдающую за мной. Это невысокий человек в чёрной бархатной рясе, чёрной шляпе с длинными полями, золотой маске с толстым длинным, как бивень слона, клювом.
– Кто вы? Что вы хотите? – пытаюсь скрыть панику в голосе.
Маска отворачивается. Вокруг на полу в позе эмбриона лежат голые девушки. В полумраке движутся тени в масках и плащах. Весь зал размером с актовый в школе имеет прямоугольную форму, куполообразный стеклянный потолок, колоннады по периметру. Мягкий медный свет исходит от люстры под куполом.
– Это всё он виноват, убейте его, – сорванный женский голос хрипит как проклятие ведьмы из дальнего конца зала.
Я замечаю клетку под потолком, детскую дрожащую фигурку в ней, абсолютно голую, чёрные волосы растрепались на плечах, глаза горят лихорадочным блеском. Её взгляд, полный ненависти, направлен прямо на меня. Она сидит, широко раздвинув ноги, и дико мастурбирует.
– Злата, что… что с тобой? Что они собираются сделать? – я нервно сглатываю.
Злата закатывается истеричным смехом:
– Ты так и не понял, идиот? Неужели думаешь они сделают тебя Ключником?
Её безумный хохот, переходящий в рыдания, хаотичные движения рукой, заставляет кровь в моих жилах закипеть. Приступ удушья, ужас, парализующий тело, охватывают меня, отключают разум, оставляя лишь животные инстинкты и желание вырваться любой ценой.
###
Я мог заорать в тот момент, начать звать на помощь, ругаться матом. Я едва сдерживался, чтобы не разреветься, как девчонка. К горлу подступил нервный ком.
«Неизвестно, чем эта истерика обернётся для меня, – думал я. – Меня или убьют, или покалечат, или всё сразу. Возможно, я лишь подолью масла в огонь, и смерть будет болезненной».
Я совершил ужасную ошибку, доверившись Мюллеру, сев к нему в машину.
В тот вечер, лёжа на керамической плите Жертвенника, я искренне раскаивался, что так и не успел сделать ни одного доброго дела в жизни. Дела, о котором не стыдно вспомнить перед смертью. Я жалел брата, безутешных родителей, представлял, как они годами ищут пропавшего сына, до самой смерти надеясь, что он вернётся. Я жалел себя, свою загубленную молодость, несбывшиеся мечты, любовь к Анжеле.
Рыжая принесла Гильотину, закрепи