ответил Кетчум. – Я вот только не очень помню точное место.
– Пить надо было меньше, оттого и не помнишь.
Кетчум опустил голову, качнулся. Дэнни показалось, что сплавщик вот-вот рухнет на пол. Но он устоял. Потом Кетчум с отцом стали о чем-то вполголоса переговариваться. До мальчика долетали лишь обрывки фраз. Взрослые говорили скупо, взвешивая каждое слово. Сплавщик не знал, что именно известно Дэнни о смерти матери. Доминик опасался, как бы у Кетчума не вырвалось словцо или замечание, которое сыну слышать незачем.
– И все-таки, Кетчум, ты бы попробовал мясной хлеб, – снова предложил повар.
– С яблочным соусом – пальчики оближешь, – добавил его сын.
Сплавщик плюхнулся на табурет. Руку в гипсе он осторожно опустил на разделочный стол. Трудно было представить что-либо более несовместимое, чем резкий, состоящий из сплошных острых кромок Кетчум и эта хрупкая стерильная гипсовая повязка. Она смотрелась столь же нелепо, как протез руки. (Потеряй Кетчум руку, он предпочел бы пользоваться культей, орудуя ею, как палкой.)
Дэнни вдруг захотелось потрогать повязку, ощутить, каков он, гипс. Теперь, когда Кетчум сидел, это вполне можно было сделать. Даже пьяный, сплавщик угадал его мысли.
– Валяй трогай, – разрешил Кетчум, подвигая руку поближе к Дэнни.
На пальцах сплавщика оставалась не то смола, не то запекшаяся кровь. Они странно торчали из гипсового плена и не шевелились. Врач сказал Кетчуму, что в первые несколько дней ему будет больно шевелить пальцами. Дэнни осторожно ощупывал гипсовую повязку.
Повар отрезал другу щедрый ломоть мясного хлеба и обильно полил яблочным соусом.
– Могу налить молока или апельсинового сока, – предложил Доминик. – Или кофе сварю, если хочешь.
– Ну и скудный у тебя выбор, – сказал Кетчум, подмигнув Дэнни.
– Скудный, – повторил повар, качая головой. – Тогда я сделаю тебе кофе.
Дэнни хотелось, чтобы взрослые завели разговор о чем-нибудь. Он знал достаточно о жизни каждого из них, а вот о своей матери – очень и очень мало. В том, что было связано с ее смертью, любая мелочь была уместной и важной. Дэнни хотел знать о матери все, что только можно. Но его отец был человеком осторожным (или стал таким после гибели жены). Даже Кетчум, отдалившийся от собственных детей, был очень осторожен с Дэнни и всячески опекал мальчишку. Как, впрочем, и Эйнджела.
– Если ты будешь пьян, я с тобой никуда не поеду, – сказал повар.
– А я возил тебя туда, когда ты еле языком ворочал.
Чтобы не сболтнуть лишнего при Дэнни, Кетчум подцепил кусок мясного хлеба, обмакнул в яблочный соус и принялся жевать.
– Если тело не застряло под затором, оно плывет медленнее бревен.
Доминик Бачагалупо стоял к другу спиной и, казалось, разговаривал не с Кетчумом, а с кофейником.
– Или, бывает, тело прицепится к какому-нибудь одиночному бревну.
Дэнни уже слышал подобные объяснения. Тогда они касались его матери. Ее телу понадобилось несколько дней – три, если быть точным, – чтобы доплыть от места гибели до створа плотины. Отец