выражение было намеренно двусмысленным. Куртуазия как ритуал ухаживания (courtship) существовала при дворе (court), но она во многом была еще и игрой, разыгрываемой при дворе. И если спортивные состязания происходили в пределах арены, то куртуазная любовь разыгрывалась в маленьком мире замка. Ее строгие правила были известны всем; часто ее репетировали на публике, на виду у многих. Одна игра, ставшая популярной, называлась «Двор любви» и была похожа как на спор, так и на судебную тяжбу. В центральный зал замка мог прийти любой, и для рассмотрения предлагались определенные любовные проблемы. Каждый игрок выбирал свою точку зрения и должен был ее защищать. Вопрос мог звучать так: «Кого легче соблазнить: жену импотента или жену ревнивца?» Или: «Что вы предпочитаете: теплую одежду зимой или утонченную возлюбленную летом?» Или: «Если ваша дама отдается вам при условии, что она проведет ночь с беззубым стариком, то что вы предпочтете – чтобы она выполнила это условие до или после?» Разумеется, никто не ожидал решения этих проблем: речь шла лишь об остроумном подшучивании и возможности насладиться любовной беседой на публике. Во время одной из таких игр королеву Алиенору спросили, какого бы она предпочла любовника – молодого, но порочного мужчину или старого, но очень добродетельного? Она выбрала старого, потому что в куртуазной любви добродетель была первостепенной. В придворном мире, находившемся в постоянном движении, игроки знали друг друга, пусть даже мельком или понаслышке. Однако за пределами этого магического круга куртуазная любовь была более целомудренной.
Замки были островками цивилизации и культуры, где странствующий рыцарь мог передохнуть и восстановить силы, – примерно так же, как моряк мог посетить шумный порт, проведя некоторое время в плавании. Наверное, это выглядело как ослепительный мираж: госпожа и ее дамы, дети и другие родственники, все слуги и служанки… Обнаружив такой островок, рыцарь выбирал прекрасную, далекую, замужнюю «даму», которую он возвышенно идеализировал. Вначале он мог прятаться в кустах и боготворить свою даму издалека, возбуждаясь от ее невидимой близости. Колыхание ее юбки приводило его в упоение. Если взору открывалось ее запястье, по его шее пробегали мурашки. Со временем он представал перед ней как смиренный слуга, принося в залог свое сердце и свою душу, свою верность и свою отвагу. Именно тогда в западном мире стали входить в моду подушки. Поклоннику, падающему на колени перед дамой, выходящей из кареты, необходимо было что-то мягкое. А дама, ожидающая, что кавалер появится, всегда держала подушку наготове. Очаровательное кокетство заключалось в том, как она дистанцировала эту подушку. Каким бы испытаниям дама ни подвергала своего рыцаря, он клялся их преодолеть. Из любви к ней он мог отправиться в придуманное ею паломничество. В феодальном мире, где рабы склонялись перед господином, он был ее рабом, а она – его госпожой. С каждым испытанием она относилась к нему все ласковей, и здесь было несколько этапов. Сначала она снисходила до того, чтобы