лет подряд рисовала с натуры купальщиков. Два молодых велосипедиста позировали третьему, подняв над головой велосипеды. Рэй смотрел на них с интересом и одобрением.
– Ида передает тебе привет, – сказал Рэй на прощание. – Просила узнать, есть ли у тебя братья или сестры… Да шучу я, шучу!
В аэропорту мы крепко обнялись. Профессор поспешил к машине, оставленной на временной (очень дорогой!) стоянке, а я, зарегистрировавшись, пошла было к выходу на посадку, как вдруг захотела еще раз вблизи посмотреть на Испанию. Глиняные горы заливало яркое зимнее солнце. Где-то суетилась Розочка, коты с достоинством выпрашивали завтрак, Ида сидела над очередным витражом с бокалом утреннего хереса. Рэй лихо гнал по трассе в город – чтобы не опоздать на урок с Эзрой.
Дома меня ждали муж, дочь, кот и открытый, как рана, вопрос о разводе.
А мимо текли попутчики – одни спешили, другие явно тянули время. Кто-то курил в специально отведенном месте, кто-то прощался с кем-то навсегда. Или думал, что навсегда.
Некоторым людям суждено пройти с нами лишь малый участок пути, но именно их мы будем вспоминать впоследствии с благодарностью.
Я не могла знать, что Ида умрет через несколько дней после моего развода, на который я все-таки решусь спустя год. Не знала, что Рэй решит вернуться в Англию. Не догадывалась, что у меня совсем скоро появится внук и я снова вспомню запах детской присыпки и крема от опрелостей.
Тогда я просто стояла у входа в аэропорт города Аликанте и смотрела на синее, в цвет Идиных стен, небо.
А потом повернулась на каблуках, как персонаж старой книги (они почему-то всегда поворачиваются на каблуках), – и пошла искать свой выход.
Ксения Букша
Я – Максим[4]
Говорят, что люди растут до восемнадцати лет, а я только в девятнадцать начал.
Семья у меня так себе.
Папаша отсидел, потом мать бросил. Алкоголик. Потом помер.
но дело не в этом
многие так живут и семьи у них еще хуже
и ничего – ок норм
а я вот реально – сколько себя помню – я постоянно был
какой-то вечно злобный, озлобленный, в дурном настроении
идешь в школу, голуби – хочется их ПНУТЬ
мать раздражает, все раздражает
мы в однушке жили
так стенки все были в дырах
я потому что их пинал
меня все бесило
идешь мрачный… не идешь – ноги волочишь
и я так жил до девятнадцати лет, я просто не знал, как так по другому-то
наверное, я бы спился
если бы не случай
в армию меня по здоровью не взяли, зрение минус семь было
работал там сям, траву почти каждый день курил
однажды я иду, и у нас на Туристской улице есть переход
через железнодорожные пути.
Очень говорят опасный переход, много человек там гибнет.
Каким-то летом даже трое подряд с разницей в несколько дней.
И вот