Маккензи, цяньсуй[8], – говорит Робсон.
– Цяньсуй. Манеры Корта как они есть. Вы, бразильцы, всегда были льстивыми. У австралийцев нет изящества. Береги себя, Робсон Корта. Вас осталось немного.
Робсон сжимает пальцы правой руки и опускает голову, как его научила мадринья Элис. Леди Сунь улыбается от такой демонстрации этикета Корта. Рука обнимает Робсона за плечи; он морщится от боли. Дариус уводит своего приятеля дальше, в глубь вечеринки.
– Они теперь будут говорить о политике, – объясняет он.
Робсон чувствует запах Роберта Маккензи до того, как видит его. Антисептики и антибактериальные средства лишь маскируют мочу и дерьмо. Робсон улавливает маслянистый, ванильный запах свежей медицинской электроники; сальные волосы, застарелый пот, дюжина грибковых инфекций и еще дюжина противогрибковых препаратов, которые с ними борются.
Подключенный и помещенный в свой аппарат взаимодействия с окружающей средой, Роберт Маккензи обитает в зеленой, полной шепчущих папоротников перголе в центре сада. В папоротниках чирикают и кружатся птицы, мелькают яркие цветовые пятна. Они – яркость и красота. Роберт Маккензи – человек, поправший возраст, поправший биологические ограничения. Он сидит на троне из насосов и очистителей, проводов и мониторов, источников электропитания и капельниц с питательными растворами; не человек, а кожаный мешок в самом центре пульсирующего клубка трубок и проводов. Робсон не может на него смотреть.
Позади Роберта Маккензи – тень за троном – Джейд Сунь-Маккензи.
– Дариус.
– Мама.
– Дариус, опять вейпер. Нет.
Существо в кресле каркает и конвульсивно содрогается, издавая сухой смех.
– Робсон.
– Сунь цяньсуй.
– Ненавижу, когда ты так говоришь, я от этого кажусь себе своей двоюродной теткой.
Теперь раздается голос существа на троне, такой медленный и скрипучий, что Робсон сперва не понимает – обращаются к нему.
– Молодец, Роббо.
– Спасибо, во. С днем рождения, во.
– Это не комплимент, мальчик. И ты Маккензи, так что говори на долбаном королевском английском.
– Прости, дед.
– И все же хороший трюк – упасть с высоты в три кэмэ и уйти на своих двоих. Я всегда знал, что ты один из нас. Ты хоть что-то с этого получил?
– Что?
– Киску. Член. Ни то ни другое. То, что тебе нравится.
– Мне всего лишь…
– Возраст – чепуха. Из всего извлекай выгоду. Так делают Маккензи.
– Дед, могу я тебя кое о чем попросить?
– Это мой день рождения. Я должен быть великодушным. Чего ты хочешь?
– Трейсеры… вольные бегуны. Ты не станешь их преследовать?
Роберт Маккензи вздрагивает от искреннего изумления.
– С чего бы мне так поступать?
– Потому что они там были. Маккензи мог умереть. Отплати три раза, так заведено у Маккензи.
– Верно, Роббо,