Только вот не верю я, что где-то есть место, где ни начальства, ни подчиненных… Такого не бывает. Без начальства жизнь остановится. Начальники – это отцы наши родные. А жены – пушки заряжены. Никогда не знаешь, когда бабахнет. Живешь, как на войне, всю жизнь на войне, ребята.
Шихин даже не улыбнулся столь неожиданным колебаниям Ильи, тот в самом деле мог заняться и арбузами, и романом. С равным успехом. Но Шихин знал, что не будет у Ошеверова успеха нигде, чем бы он ни занялся. Слишком непоседлив, неспокоен, непредсказуем.
Поговорили о друзьях, оставленных в родном городе, посплетничали, посмеялись. Истории, приключившиеся с ними, пересказывались постоянно, стоило им только встретиться, выпить по стакану вина, по стакану чая. Шихин и Ошеверов еще раз рассказали друг другу, как карманники украли у Жорки Верстакова диссертацию, а потом потребовали за нее бутылку водки, и Жорка долго колебался и раздумывал, пока жена сама не отнесла поллитровку и не забрала у карманников потрепанную папку с чертежами, схемами, графиками, отражающими горное давление в пустотах. Потом напомнили друг другу, как Иван Адуев слал себе телеграммы и с днем рождения поздравлял, актерами подписывался, учеными, маршалами, все якобы его чтили и торопились засвидетельствовать и пожелать. Адуев народ собрал к столу и знай телеграммы вслух зачитывает, а от поздравления министра обороны даже прослезился, не смог до конца дочитать. Припомнили, как Васька-стукач на свою жену анонимку написал, пытаясь уберечь ее от неверности и прелюбодеяния, но его затея вскрылась, и был позор, срам, все смеялись, показывая на Ваську пальцами, любопытствовали – не чешутся ли рога, когда растут, не давят ли, не зудят ли по ночам, не стоит ли проделать в шляпе дыры для тех же рогов, нельзя ли их использовать в домашнем хозяйстве, например, кашу помешивать, или галстуки вешать, или неверной жене спину чесать? В общем, все получилось смешно и печально. Это были злые шутки, но Васька-стукач их заслужил своей неустанной совместительской деятельностью.
Однако в ту грозовую ночь старые истории не позабавили наших героев, что-то мешало им смеяться легко и освобожденно.
– Какой-то ты не такой сегодня, – не выдержал наконец Шихин. – Затейницу забыть не можешь?
– Не могу и не хочу. Но дело не в ней.
– Уж если Васька-стукач тебя не позабавил, то дело плохо. Давай выкладывай, чего там у тебя…
– Ну, хорошо… Тебе как здесь вообще… Нравится? – спросил Ошеверов.
– Ничего, жить можно.
– Не жалеешь, что уехать пришлось?
– Уехал и уехал. Делать там нечего. Ни мне, ни Вале.
– Почему… Контор полно, заводов еще больше, при заводах многотиражки…
– Понимаешь, – Шихин помолчал, – появилась какая-то… офлажкованность.
– Значит, ты это почувствовал?
– Да, – кивнул Шихин. – Офлажкованность или что-то на нее похожее. Куда ни ткнешься, везде от ворот поворот. Будто кто-то бежит впереди и предупреждает, дескать, сейчас придет заразный, поганый, дурной, гоните его, не то и вам достанется. Прихожу и по глазам вижу – он уж побывал здесь, опередил меня.