милая, прости за малодушие, ты мне дороже всего на свете, но я так не могу!
– А не можешь, так и беги быстрее, не мучай меня! Ну, что ты стоишь?
Никитин стоял в прихожей в полной растерянности.
Катя, уткнувшись в свою висевшую на вешалке шубу, вдруг заплакала.
– Не уходи от меня, я так одинока! – проговорила она сквозь слезы. – Я полюбила тебя, а ты уходишь, самолюбие своё несчастное унять не можешь. Это, в конце концов, не по-мужски…
– Прости-прости меня, милая! – просил прощения у неё Никитин, обнимая Катю со спины. – Ну, прости, пожалуйста…Мне самому страшно было уходить, страшно тебя потерять…Не представляю своей жизни без тебя!
Они помирились, но ботинки и туфли он так и не взял, носил прежнюю рвань.
VII
Начиная с первых теплых весенних дней, Никитин со своим другом Славкой или со знакомыми ребятами с завода нанимались строить, брать подряды у частных заказчиков. Прежде эти подряды давали неплохой заработок. Но теперь подрядов почему-то было немного, строился народ неохотно. Богатые или зажиточные люди не строились потому, что не собирались в этом городе оставаться жить и, разбогатев, думали, как бы удрать отсюда, а у бедных и нищих не было денег. Лишь немногие богатые горожане строили гаражи да нанимали людей на ремонт квартир. А голодных, безработных было так много, что работали за похлебку, за табак, за выпивку, за крышу над головой. О деньгах иной раз даже не заговаривали. Знали, что дадут сущие гроши, а рассчитаются за работу натурой – продуктами. Как-то уж совсем в это сволочное время люди стали безжалостны друг к другу.
Славка был старше Никитина на четыре года. Он давно похоронил жену и жил холостяком в ожидании скорой пенсии. Зарабатывал он себе на жизнь различными промыслами. Летом собирал грибы, ягоды, осенью лимонник, орехи, ремонтировал квартиры и делал кое-какую другую работу. Официально нигде не работал, но на бирже труда не числился. Когда-то Славка был отличным фрезеровщиком на авиационном заводе, его звали назад, в цех, специалисты рабочих профессий снова стали в цене, хоть в какой-то степени.
– Нет, на этих новых батрачить не буду! – заявлял он.
– Не голодал ты, поэтому так легко говоришь… А вот поголодал бы, не так бы говорил, – отвечал ему на это Никитин. – А мне детей поднимать нужно. Я бы сейчас на любую регулярную работу согласился, впрягся бы в любую лямку… Инженеры им теперь не нужны, а вот без хороших рабочих они не обойдутся. Сами-то они ничего не умеют делать. И это «они» в его устах (как и в устах многих рабочих людей) звучало так, словно бы некие пришлые, злые люди захватили власть в Кремле, и теперь никак не могут справиться ни с одной проблемой.
– А ты пробовал на авиационный устроиться? – как-то спросил Славка у товарища.
– И не один раз. Как инженер я для них непрофильный , я ж судостроитель. А в рабочие по возрасту не проходил, им станочники нужны, лучше бы – квалифицированные. Это ж меня учить надо, лучше молодого взять да обучить, – сетовал Никитин. –