я, к ним нанимался что ли? – попытался было возразить денщик.
– А ну, живо! Иначе я в Москву без тебя уеду, – припугнул его Пётр.
– Да иду я, иду…
1797 год март
Москва
Несмотря на то, что коронация была официально объявлена на 5 апреля, в первых числах марта Павел вместе со всем двором был уже в Петровском дворце под Москвой.
Обычай требовал, чтобы накануне коронации государи совершали торжественный въезд Москву. И это важное событие требовало долгих приготовлений. Павел, изнывающий от нетерпения, потратил на них всего две недели, заставляя себя и всех работать в бешеном ритме и в небывалой суете. При этом он изъявлял подчас небывалые фантазии, чем доводил придворных до исступления.
Например, Павлу захотелось привнести в императорский костюм свои нововведения; к традиционной пурпурной мантии с горностаевым воротником, он прибавил ещё далматику (одежда восточных государей, похожая на епископскую мантию белого или ярко-красного цвета).
Когда он нарядился в епископскую мантию, ему вздумалось присвоить себе епископские функции, в качестве главы российской Церкви. Чтобы священнодействовать, служить литургию и исповедовать свою семью и приближённых. И так серьезно загорелся этой бредовой идеей, что даже заказал себе богатейшие церковные облачения, и начал упражняться в чтении требника.
Святейший Синод пришёл в полное недоумение от затеи императора. И ловко отговорил его от этого неразумного шага, противопоставив один из пунктов канона, запрещающий совершение литургии священникам, женившимся вторично. Павел, который был женат на Марии Фёдоровне вторым браком, как послушный христианин, вынужден был отказаться от своей фантазии. Церковные служители облегченно вздохнули…
Под обе мантии Павел пожелал надеть ещё свой любимый прусский мундир с высоченными сапогами. Всё вместе это смотрелось вычурно, громоздко и крайне нелепо. Павел путался в мантиях, цепляющихся за шпоры его сапог. Портные в сторону хихикали, зато император был чрезвычайно горд и доволен собою!
Поскольку Павел прибыл под Москву намного раньше положенного срока, он строго наказал придворным сохранять по отношению к москвичам полное инкогнито его пребывания. Сам при этом ежедневно шастал в город, таская за собою чуть ли не добрую половину двора, и наблюдал на площадях, рынках и на улицах настроение горожан.
Что он хотел вызнать? В чём уличить москвичей? Для всех оставалось загадкой. Но, запуганные полицейскими горожане, которым строго-настрого было запрещено «узнавать» государя, завидев его крадущегося или нарочито беззаботно прогуливающегося по улицам Москвы, разбегались от него в рассыпную, боясь взглянуть на императора, и тем самым обличить себя на арест за то, что проявили «узнавание».
Павел же, ничего не подозревая, был ужасно горд своей «маскировкой».
Обычай требовал, чтобы после торжественного въезда в город, государь со всей свитою, поселился бы в Кремлевском дворце и находился там до самой коронации. Но неожиданно выяснилось, что старый Кремль за тридцать