закрыв глаза и ни о чем не думая. Он наслаждался ощущением благости того состояния, в котором сейчас пребывал. Люди, не прошедшие через насквозь пронизанные пятидесятиградусными морозами палатки полярных паломников, вряд ли способны были так ощущать эти минуты физического и душевного комфорта и так ценить их.
7
Ноябрь 1938 года. Германия.
Борт трансатлантического лайнера «Саксония»
Теплое, пропитанное запахами недорогих духов и взбудораженной плоти, тело германки показалось Роберту Брэду как никогда ранее вожделенным и почти родным. Медленно, почти с суеверным трепетом исцеловывая ее шею, грудь и подрагивающие мышцы живота, Роберт оттягивал тот момент, когда их тела должны были слиться во взаимовоспламеняемой страсти.
Несколько ночей, проведенных в постели с этой ржановолосой арийкой, достаточно насытили его физиологически, чтобы теперь он приучал себя дорожить мгновениями такого вот, платонически трепетного наслаждения близостью друг с другом.
– Вы ласкаете меня так, словно в самом деле влюблены, мой Полярный Паломник, – Роберт почувствовал волнительную дрожь ее голоса, и это придало его ласкам еще большей нежности.
– Мне и самому теперь уже кажется, что «в самом деле», – явно поскупился Полярный Паломник на комплимент или все ту же, милую постельную неправду, которая давно освящена устами миллионов влюбленных.
– Опять эта кроткая неуверенность, – не простила ему Фройнштаг, – с которой вы почти двое суток подступались ко мне, теряя невосполнимое время блужданий в океане ночных страстей.
Конечно, от этого оберфельдфебельского замечания Фройнштаг могла бы и воздержаться, так что Бог ей в этом судья. Но, в общем-то, она была права: после того, как еще в порту, сразу же после посадки на судно, Лилия протиснулась к фальшборту между ним и, как он теперь знает, Куртом Древицем, на Брэда вдруг нахлынула волна апатичной стеснительности.
То поначалу ему все казалось, что эту женщину он уже несколько раз видел у своего дома в Бриджпорте, на окраине Нью-Йорка, – и Полярный Паломник пытался осторожно выяснить, так ли это и не в том ли районе она проживает. То, вновь встретившись с ней уже под вечер, когда нью-йоркский остров Лонг-Айленд остался далеко за горизонтом, долго не решался пригласить ее в бар, хотя девушка явно рассчитывала на это, мужественно выдерживая его пустословие и порывы холодного атлантического ветра.
И даже когда после бара она демонстративно не проявляла желания вернуться в свою каюту, Роберт все еще позорно мялся и что-то там, подобно влюбленному гимназисту, мямлил, пока Лилия не снизошла до спасительного круга в виде слов: «Я так понимаю, что вы ищете повода, чтобы познакомиться со мной поближе, сэр?».
Казалось бы, какой еще вопрос должна была подбросить Роберту эта привлекательная женщина, чтобы заставить его отказаться от своего гимназического блеяния? Но где-то там, в глубине то ли сознания, то ли интуиции, вновь, как чеку гранаты, рвануло какой-то морально-этический предохранитель, уже в который раз повергая тридцатипятилетнего доктора в состояние