ещё и от пирогов, показалось неловким, и Алёна приняла кулёк, поблагодарила, и снова позволила себя обнять и расцеловать. Пообещала позвонить завтра, чтобы начать заниматься похоронами. Хотя, не совсем понимала, что значит – начать заниматься. Она собиралась в нужном месте заплатить энную сумму денег, а потом посидеть и подумать, собирается ли она появиться на кладбище в назначенное время. А тётя Маша собиралась заниматься похоронами!.. Что сулило некоторые проблемы.
До гостиницы добралась быстро. В этом городе, вообще, всё было быстро, много времени на дорогу не уходило. Это не Нижний Новгород и тем более не Москва. И поэтому спустя полчаса, Алёна уже открыла дверь номера выданным на стойке администрации ключом, скинула у двери туфли, и прошла босиком по потёртому ковролину в комнату. Кулёк с пирогами положила на журнальный столик. Отдёрнула шторы и распахнула настежь дверь на маленький балкон. С него открывался вид на пустырь, но весьма живописный. А вдалеке на пригорке какая-то деревушка и церковь с блестящим куполом. Что ж, довольно мило, если учесть, что раньше это был брошенный промышленный район. А теперь она отсюда любуется природой.
Хотелось в душ и спать. Но вместо этого Алёна присела на колченогий стул на балконе, облокотилась на кованые перила и несколько минут сидела, раздумывая, что бы она чувствовала в данный момент, проигнорируй она вчерашний звонок тёти Маши. Смогла бы притвориться, что всё в порядке, заниматься своими делами и не думать о том, что матери больше нет в живых? Признаться, за двадцать лет их разлуки, Алёна не часто о ней думала. Не страдала, не скучала, просто знала, что всё это бессмысленно. Ещё живя дома, поняла, что матери всё равно, рядом она или нет. И поэтому никаких надежд не питала. Но стоило случиться непоправимому, как она всё бросила, и приехала.
В комнате зазвонил телефон. Алёна весьма неохотно поднялась и отправилась за ним. Правда, увидев на дисплее фото Вадима, заулыбалась ещё до того, как успела нажать кнопку и принять вызов. И постаралась убрать из голоса все задумчивые и расстроенные нотки.
– Привет, дорогой. Я как раз о тебе думала.
– Мне нравится, когда ты это говоришь, – произнёс красивый баритон, и Алёна перед своим мысленным взором увидела, как он неспешно передвигается по своему кабинету, поправляет узел галстука или подносит к губам чашку с кофе. Крошечную, с напёрсток. Вадим говорил, что настоящий кофе пьют только из таких маленьких чашек. Всё остальное – мещанство. Он частенько повторял это слово. – Особенно, когда ты думаешь обо мне, а должна бы работать.
– Я работаю, – соврала она. – Что мне совсем не мешает по тебе скучать.
– Ты так неожиданно сорвалась из дома. Я даже проснуться не успел, а тебя уже нет. Как Москва?
Алёна посмотрела за окно, на милый, но бесперспективный пейзаж.
– Стоит, что ей сделается?
– Надолго планируешь задержаться?
– Ещё