Каковы бы ни были их намерения, пока что о таком открыто они не заявляли. И это, кажется, приводит в отчаяние, ибо не над кем нам больше работать, кроме тех, кого Бог поселил на этой земле. И если уж они окажутся сущностно и неисправимо порочны, то можно сказать только одно: несчастны те, на чью долю выпал долг заботиться о столь недостойном народе. Правда, я слышал от некоторых, что постоянное упорство в осуществлении текущей политики и суровые наказания для препятствующих ей со временем неизбежно положат конец этим проблемам. Однако, по-моему, так говорят лишь те, кто не понимает нашего текущего положения и не знает сущности человеческой природы. Если материал, из которого состоит этот народ, столь легко разлагаем (как и утверждают указанные господа), то он не перестанет бродить до тех пор, пока в этом мире существуют недовольство, месть и амбициозность. Показательные наказания полезны при периодически возникающих в государстве проблемах. Но они не давят, а разжигают недовольство, если то исходит из устоявшихся плохих государственных практик или из отрицательных природных черт самого народа. В применении крутых мер самое главное – не ошибиться, да и упертость становится добродетелью только вкупе с идеальнейшей мудростью. По правде говоря, изменчивость представляет собой род некой естественной защиты от ошибок и неведения.
Я не из тех, кто думает, будто народ всегда прав. Он ошибался часто и по-крупному – как в других странах, так и в этой. Но я действительно утверждаю, что во всех спорных ситуациях между народом и правителями, как правило, следует по умолчанию вступать на сторону народа. Однако опыт подталкивает меня еще дальше. Когда народное недовольство становится повсеместным, то можно смело заявить и отстаивать свое заявление о том, что, как правило, причиной такому положению дел является ошибка в строении или поведении власти. Народ никогда не заинтересован в организации беспорядков. Если народ делает что-то не так, то в том нет ни его преступления, ни его ошибки. Но в случае с властью все наоборот. Она может совершать злодеяния как по ошибке, так и намеренно. «Les révolutions qui arrivent dans les grands états ne sont point un effect du hazard, ni du caprice des peuples. Rien ne révolte les grands d’un royaume comme un gouvernement foible et dérangé. Pour la populace, ce n’est jamais par envie d’attaquer qu’elle se soulève, mais par impatience de souffrir»1. Таковы слова великого человека, государственного министра и рьяного поборника монархии. Они касаются фаворитизма, принятого при Генрихе III Французском, и тех ужасных последствий, к которым он привел. То, что он говорит о революциях, так же истинно и для всякой смуты. Но даже если предрасположенность к народу супротив власть имущих неверна, уверен – она куда более полезна, ибо куда проще сменить власть, чем изменить народ.
А потому мысль о том, что источником наших проблем лучше будет полагать партийность, должна заставить прислушаться к себе каждого, кто не хочет простых – приемлемых разве что в светских салонах – ответов на вопрос о нынешнем недовольстве.