в этом мире не от мира,
Казалось, тяжкий, скорбный крест.
А преподобного Максима
Был гроб дубовый уж отверст.
Какое дело мне до грека?
Что прекословил и царю,
Стыдил и в митре человека,
Чужую просвещал страну.
Терпел напраслину и узы…
Кого сам ангел утешал.
Ревнитель брачного союза,
Кто Богу песнь углём писал.
Не знала, кто он и откуда…
Уехала, всё позабыв…
Ведь в сердце тоже много спуда…
Но всё промыслено над ним.
Послал мне чадо Бог. Максима.
Вопрос витает: «В честь кого?»
Духовнику назвала имя.
«Максима Грека. Решено!»
Десятилетие промчалось…
Святой меня как будто ждал,
Мне благодать его досталась,
Он мне родным навеки стал.
Ещё с десяток лет минуло…
На кадры старые смотрю…
Вся жизнь меж ними промелькнула…
Узрела, наконец, тропу.
Выбор
Нет! Трудно умереть для мира!
И, взяв свой Крест на рамена,
Не сотворив себе кумира,
Не пить сикера и вина.
Вина тщеславия, гордыни,
Того, что так волнует кровь,
И, возвышая над другими,
Пьянит и манит вновь и вновь.
Сикера страсти плоти тленной,
Что нас безумными творит.
Живит порывы персти бренной,
А дух низводит и мертвит.
Как часто с лёгкостью о Боге
Толкуем, сидя за столом,
Но кто из нас к своей Голгофе
Идти вослед Христу готов?
Мы часто спорим о свободе,
Ища какой-то третий путь,
И платим дань плачевной моде,
Пытаясь совесть обмануть.
Лишь два пути – два господина
Зовут работать нас себе:
Один – Небесного Царь Мира,
Другой – князь мiра на земле.
И в том свобода – выбор сделав,
Не оборачиваться вспять,
И благодарным приношеньем
Всем существом для Бога стать.
Исполнить волю и смириться,
И бремя лёгкое поднять,
Просить терпенья и молиться,
Чтоб укрепила благодать.
Но страх объемлет поневоле,
И кажется, что Крест не твой,
Что ты достоин лучшей доли,
Что не подвижник ты святой.
Никак понять того не хочешь:
Не телом ты, а духом слаб,
А сатана уже хохочет,
Что ты его, не Божий, раб.
И вот, прельщает понемногу,
Всё ниже твой поклон ему,
А он толкает на дорогу —
Широкий путь в огонь и тьму.
Остановиться – мало веры,
Не слышат уши Божий глас, —
Привыкли слушать лишь напевы,
Что