своим собственным представлениям и вела дело как настоящий мужчина, поэтому весь город перемывал ей кости.
«И наверняка, – сокрушался Фрэнк, – обо мне тоже судачат, потому что я позволяю ей слишком много».
А тут еще и этот Батлер. Его частые визиты в дом тети Питти стали для Фрэнка источником бесконечного унижения. Никогда Батлер не нравился Фрэнку, даже когда у них были совместные дела еще до войны. Фрэнк проклинал тот день, когда привез Батлера в Двенадцать Дубов и представил его друзьям. Он презирал Батлера за бессовестную расчетливость в спекуляциях во время войны и за то, что тот не сражался в армии. О восьми месяцах, проведенных Реттом в рядах Конфедерации, знала только Скарлетт: Ретт с притворным ужасом упросил ее никому не рассказывать о своем «позоре». Больше всего Фрэнк презирал Батлера за присвоение золота Конфедерации, в то время как честные люди, например, адмирал Баллок и другие, оказавшиеся в подобной ситуации, вернули свои тысячи в федеральную казну. Увы, Фрэнку пришлось мириться с тем, что Ретт был частым гостем в доме.
Он являлся якобы повидать мисс Питти, а она по наивности верила этому и кокетничала с ним напропалую. А Фрэнка преследовало неприятное чувство, что Батлер ездит в дом отнюдь не ради мисс Питтипэт. Маленький Уэйд, стеснительный, сторонящийся взрослых мальчик, очень привязался к нему и даже называл его «дядей Реттом», хотя это коробило Фрэнка. К тому же Фрэнк никак не мог отделаться от воспоминаний о том, что во время войны Ретт ухаживал за Скарлетт и тогда об этом много говорили. Он опасался новой волны слухов, еще хуже прежних. Правда, никто из его друзей и знакомых не осмеливался высказаться на эту тему, хотя все дружно осуждали Скарлетт за успешное управление лесопилкой. Фрэнк не мог не заметить, что его и Скарлетт все реже и реже приглашают на званые обеды и приемы, да и к ним в дом все меньше заглядывают гости. Но огорчался по этому поводу только он один. Большинство соседей не вызывали у Скарлетт ни малейшей симпатии, к тому же она была слишком занята на лесопилке, чтобы поддерживать отношения с теми немногими, кто не был ей неприятен, поэтому отсутствие светской жизни ее совсем не тяготило.
Фрэнка всегда заботило, что скажут соседи, его глубоко ранило и шокировало поведение жены, пренебрегавшей приличиями. Он видел, что все осуждают поведение Скарлетт, а заодно и его за то, что он позволяет ей «позорить свой пол». Она совершала множество поступков, которые муж должен был бы ей запретить, но стоило ему заикнуться об этом, возразить или хотя бы сделать замечание, как на его бедную голову тут же обрушивалась буря.
«О боже, боже! – беспомощно мысленно стонал он. – Еще никогда не видел, чтобы женщина приходила в бешенство так быстро и так надолго!»
Даже в те дни, когда все шло, казалось бы, замечательно, приходилось только удивляться, с какой необыкновенной быстротой любящая и нежная жена, хлопочущая по дому и беспечно напевающая что-то себе под нос, превращалась в фурию, стоило ему сказать: «На вашем месте, Сахарок, я бы…»
Ее