шляпкой в мочке. Настя любила наблюдать за этой женщиной. Она казалась ей совершенством. Ей было далеко за 30, но годы, казалось, не имели над ней власти. Даже случайные намеки на проседь, которая подчас пробивалась на ее макушке и которую Настя могла наблюдать в такие моменты, даже ее расплывчатая веснушчатость на плечах под лямками платья, – ничто, как считала Настя, не могло испортить ее очарования.
Напротив матери сидели дети. Насте казалось, что Анечка (девушка с выкрашенными в вороново крыло волосами и готическим макияжем) ее недолюбливает. За что? Трудно сказать. «Ну что ж, как-нибудь перетерплю», – смиренно думала Настя, сталкиваясь с этой нелюдимой особой в коридорах или на лестничных переходах между этажами.
Вадик был в своем репертуаре: не мог спокойно усидеть и проказничал. Настя уже знала его повадки: будто нечаянно, он норовил выбить из ее рук блюдо с едой или толкнуть руку, когда она наполняла его тарелку. Когда это удавалось, Вадик ликовал и смеялся каким-то скрипучим старческим смехом, который никак не вязался с его розовыми упитанными щечками и белокурой кудрявой челкой. Он чем-то напоминал мраморного Амура в углу столовой. Вот и на этот раз он попытался проделать то же самое: дернув плечом, чуть не перевернул блюдо с мясом и гарниром. Ожидая этого, Настя вовремя увернулась. Тогда, всплеснув рукой, Вадик стукнул по щипцам, удерживающим индейку. Индейка заскользила по мраморным плитам пола. Радуясь победе, Вадик затрясся и заскрипел. При этом, развернувшись на стуле и наблюдая за тем, как Настя ловит убежавшее мясо, он опрокинул фужер сестры с минералкой. Вода заструилась Анечке на колени.
– Мелкий засранец! – вскрикнула Анечка, сметая с себя воду салфеткой.
– Вадик! Анна! – чуть заметно бледнея, строго поглядела на них мать.
– А чего он?! – продолжала возмущаться Анечка. – Сидеть спокойно не умеет. Ублюдок!
Трясясь и задыхаться от смеха, Вадик, когда приходилось втягивать воздух, производил какой-то странный икающий звук. Стоя в стороне, Настя ждала, когда всё успокоится. Эдуарду также пришлось прервать чтение. Не открывая глаз и страдальчески поморщившись, Андрей Никифорович громко стукнул по столу. Вздрогнули посуда, приборы, люди. Утомленно разомкнув веки, глава семейства тяжело, как на смертном одре (это вызывало особенный трепет), проговорил:
– Я предупреждал: молчать. Все молчат, когда я слушаю книгу. Если не любите фантастику, это ваша беда, но не мешайте, пожалуйста, мне. Все слышали?
Ему ответили молчанием, но по потупленным взглядам и покорно опущенным плечам, было ясно: его слова не прошли незамеченными.
– Эдик…
Андрей Никифорович протянул в сторону камердинера руку в небрежном жесте, с шелестом перевернулась страница и чтение продолжилось. Описывалась атака морлоков внутри подземного лабиринта. Наполняя тарелку Вадика тушенным бататом, Настя чувствовала на виске прожигающий взгляд Андрея Никифоровича. «Что ему нужно? Он чем-то недоволен? Что я делаю не так?» –