– не стоицизм; крест Христов не разрушает человека, а освящает его целиком. Христианскую отрешенность от мира не надо путать с бесчувствием. Сколько подвижников так ине достигли святости, потому что умертвили свою человечность, не дав ей – действием благодати – свободно раскрыться во всей ее полноте.
Святой – человек совершенный, храм Святого Духа[8]. Он воспроизводит по-своему хоть какую-то долю совершенства, внутреннего строя и мира, присущих Человеку-Христу, Чья душа, ипостасно единая со Словом Божиим, без противоречий сочетала в себе и чистое Боговидение, и простые, глубокие человеческие чувства – любовь, жалость, печаль, радость, скорбь, негодование, изумление, тревогу, страх, утешение, мир.
Став бесчувственными, мы изменим своему предназначению и не полюбим Бога как люди. Если мы охладеем к ближнему, то и Бог не полюбит нас так, как хотел – Сердцем Человека, Иисуса, Бога и Сына Божьего, Помазанника, Христа.
Поэтому вести аскетическую жизнь надо с величайшей осторожностью, с первых же шагов дорожа своими задатками, натурой, чувством – всем, что составляет нашу человечность. Из всего этого слагается личность, а тем самым и святость, ведь свят тот, кого любовь Божия привела к полноте личного бытия и тем уподобила Творцу.
Обуздывая свои чувства, мы даем им вызреть. Жалость к себе губительна, поэтому аскеза не щадит чувств, а если щадит, то не приносит плода. По-настоящему отрекаясь от себя, мы страдаем, нуждаясь порой в самом необходимом.
Нам и должно пострадать. Усмиряя чувства, воображение, ум, волю, мы делаем их богаче и чище. Излишество притупляет восприятие, а воздержание с избытком возвращает ему силу и природную живость. Воздержание просвещает совесть и разум, помогает ясно мыслить и здраво судить, укрепляет волю; оно воспитывает и возвышает чувства. Не потому ли так бездарно порой религиозное искусство и пресно благочестивое чтиво, так сентиментальна молитва и тускла духовная жизнь, что за ними не стоят самоотречение и подвиг?
Некоторые люди в порыве героического отчаяния уходят в пустыню, где их чувств ничто не питает. Они надеются найти там Бога, но нередко терпят поражение, – ведь когда умирают чувства, умирает и всё человеческое. Из пустыни надо выходить такими, какими вышли из нее Иисус и Иоанн Предтеча, чьи чувства были глубоки, не падки наложные посулы, испытаны в искушениях, сильны, чисты, благородны.
III
Духовная жизнь – это не работа ума, не мысль и, конечно же, не ощущение, когда «чувствуют», «переживают» что-нибудь «духовное», будто бы приходящее от Бога.
И все-таки ни мысль, ни чувство нельзя изгнать из духовной жизни. Ей нужно и то, и другое, ведь она не замкнута где-то в «высшем» души, где нет места ни уму, ни воображению, ни телу. В противном случае, немногие смогли бы жить духовно, даижизнью это не назовешь. Если уж жить, то вполную меру – и телом, и душой, и умом, и чувством, и духом. Бог же, действуя в нас по нашей вере и любви, всё в нас возвысит и преобразит.
Молитвенно размышляя, бесполезно просто