никогда, кажется, не был таким ласковым, милым и нежным, как при прощании с графиней. Они провели вместе целый день. Анна из-за болезни не могла уже никуда выезжать, раздражительность и вспыльчивость уступили место грусти. Теперь это была кроткая женщина, пытавшаяся воспоминаниями разжалобить короля. Расчет ее был ошибочен. Короля пленяли живость, веселость характера, смелость, смех, ревность, дерзость – все, что разжигало его чувственность; сантиментов он не любил, хотя и прибегал к ним порой. После нежных сентиментальных признаний, свидетелем которых бывал иногда Вицтум, Август, выйдя за дверь, иной раз самым циничным образом смеялся над пылкими своими тирадами.
Попытка растрогать Августа была самым верным средством отвратить его сердце, надоесть ему. С неописуемой тревогой в душе Анна, схватив руки короля, осыпала их поцелуями, обливала слезами, умоляла не забывать, не бросать ее. Август в изысканных выражениях обещал ей это, но от его пьянящих слов веяло могильным холодом. Это был конец многолетнего безумия, от которого оба они уже излечились. Но у женщины остались привязанность, благодарность, воспоминания, нежность, а Август ничего, кроме скуки, не испытывал. Вместо того чтобы снизойти к ее печали, он рад был бежать от нее, слезы раздражали Августа, сетования, упреки вызывали скуку, удручали.
Анна Козель не могла уже быть веселой и беззаботной, как прежде, когда скакала вместе с королем верхом в погоне за оленем, развлекалась, добивая ножом зверя, или состязалась в метании копья. Это вовсе не означает, что она потеряла свое обаяние. Анна обладала тем редким даром красоты, над которым не властны ни годы, ни страдания, ни возраст. Но сейчас ее чарующий взгляд и улыбка ничего уже не значили для Августа. Глаза ее потеряли притягательную силу, улыбка – соблазнительность, любовница превратилась в самую обыкновенную женщину, ощущение новизны и загадочности стерлось.
К тому же Август был очень увлечен политическими делами – возврат короны, объединение вокруг себя приверженцев, поиски новых союзников – и во время короткого отдыха ни о чем, кроме развлечений, думать не мог.
Наступило время расставания. Анна плакала, Август утешал ее, уверял, что Фюрстенбергу отданы все нужные распоряжения, клялся в неизменной верности, а потом исчез.
Никогда графиня не ощущала так остро обрушившегося на нее одиночества, никогда не казалось оно ей таким грозным, полным значения, как сейчас. После отъезда короля опустел ее всегда полный людей дворец, опустели приемные, где бывало яблоку негде упасть, никто не садился за стол, – раньше всякий почитал за счастье попасть туда. Козель осталась одна.
Днем прибегала суетная, болтливая Глазенапп, к обеду приходил степенный Хакстхаузен. Иногда у порога появлялись жалкие просители; они еще не прослышали, что могущество графини пошатнулось.
С виду как будто все было по-прежнему, но крах явно близился. В первые дни все гонцы привозили письма от короля и отвозили ему ответы. Козель и в голову не приходило, что письма