как, выяснили что хотели?
– Естессно, – ответил Максимчук. И с наигранным пафосом добавил: – В связи с оказанием следствию неоценимой помощи от имени нашей «конторы» ходатайствую о смягчении наказания гражданину Сушеному.
– Саня, ты же знаешь, что у него слишком длинный «хвост»…
– Да ладно тебе, Валера! Ты же знаешь всю гибкость наших законов ничуть не хуже меня. У нас одна ветка власти преспокойно расстреливает из танков другую, а ваша ветка обе первых прикрывает: мол, нету виноватых…
Пономарев нахмурился:
– Ты, Максимчук, говори-говори, да только не заговаривайся…
– Ладно-ладно, умолкаю. С вашим братом опасно шутить… Короче, Валера, имей в виду на всякий случай, что наш шеф позвонит вашему и попросит не ходатайствовать в суде о «вышке» для Сухостоева.
– Так ты серьезно говоришь, что он вам помог?
– Более чем. Теперь у нас есть концы, за которые можно браться, чтобы вытащить дело Губермана.
– Кто такой Губерман?
– Пока ты о нем не слыхал. Но вполне возможно, именно тебе со временем поручат вести его дело.
Москва.
Управление. Кабинет Струшникова.
14.30
– Прокурор будет недоволен, Саня.
– Понимаю, Палыч, все я прекрасно понимаю. – Александр старался смирить гордыню, говорить просительно и как можно убедительнее. – И наперед знаю все, что ты мне сейчас можешь сказать: что мы должны нерушимо стоять на страже закона, что мы должны быть кристально чистым образцом его соблюдения, что не должны допускать никаких нарушений ни при каких обстоятельствах…
– Но ведь это так и есть, Саня. – Струшников стремился смягчить отказ мягкостью тона.
– Правильно, так оно и есть… Вернее, так оно должно быть. Но ты же сам знаешь, Палыч, что могут быть всякие обстоятельства, что преступления в белых перчатках раскрывать не всегда даже Шерлоку Холмсу удавалось. Ты же лучше меня знаешь, что иногда приходится идти на сделку с преступником. Это неотъемлемая часть розыскной деятельности… Ну что я тебе-то об этом говорю – ты в МУРе работал, когда я еще пешком под стол ходил и штанишки не только под дождем мочил… И лучше меня знаешь, что, если мы не будем держать слово, данное преступникам, они нам перестанут верить. Вызвать после этого их на откровенность, а если сказать точнее, спровоцировать на откровенность, будет намного труднее. И кто от этого выиграет?
– Так-то оно так… – Струшников побарабанил пальцами по столу. – Со всем, что ты сказал, я согласен. Как говорится, плавали – знаем… Но ведь слово дал ты, а нарушить закон предлагаешь прокурору.
– Палыч, не будь демагогом! Мы все вместе и каждый в отдельности так часто преступаем закон, что разом больше – значения не имеет.
Полковник нахмурился:
– Ну ты не очень-то заговаривайся, Максимчук!
– Молчу-молчу! Извините, вслух подумал… Вот только, Владимир Павлович, ответьте мне, пожалуйста, откровенно на один вопрос. Если бы не узнали мы с Олегом, где сейчас находится