расстроился? – Насмехался он, а когда она потихоньку стала ступать, опасаясь грохнуться вновь, он от души рассмеялся и взял её под руку. – Твои сапожки прямо мечта для маньяка!
– Ну хватит! – Надулась было она.
– Мне что придётся угадывать твоё имя? Как насчёт Мария? Стоп. Нет. Слишком просто. Кристина? – Он продолжал перечислять, а она погрузилась в себя и возвратилась назад, лишь когда они вышли на свет фонарей из злосчастного сквера.
– Катарина. – Произнесла она с придыханием, застыв от увиденной картины на месте.
Фонари, занесённые снегом, сугробы, отражавшие блики и сверкавшие миллионами огоньков, будто бы драгоценных, снежинки, спускавшиеся и таявшие на лице, и луна, манящая, большая, таинственная, невероятно яркая в тот зимний вечер, нависла над бренной планетой. Он тоже смотрел и молчал пару минут, а потом потряс головой, как пёс, и сделал вид, что его не заботят девчачьи восхищения, шагая дальше и подтягивая её за собой.
– В смысле Катя?
– Нет. Это совершенно другое. И у него нет уменьшительных вариантов.
– Понял. Ты та самая со странной фамилией. Девчонки тебя обсуждали как-то, слышал краем уха, считают тебя чудачкой.
– Да! А мне плевать, кем они там меня считают! – Вспылила она, высвободила руку и, скользя, продолжила идти дальше самостоятельно.
Он быстро обогнал её, и, на ходу развернувшись, помахал рукой на прощанье. Она так злилась. На него, на тех глупых девочек. И вовсе у неё не странная фамилия, просто другая. Она же Мансдантер – по папиной линии предки были потомками династии короля Швеции, а по маминой она была Ивановой. «Однако, коммуникабельности матери мне унаследовать, видимо, не удалось». Той было абсолютно все равно кто перед ней находится, разговор заводился сам собой, общие темы появлялись мгновенно, и она уже блистала и притягивала к себе, как магнит. Именно это умение когда-то помогло ей выскочить замуж за иностранца, который теперь до конца своих дней обязан содержать их обеих. Она добралась до аудитории слишком поздно, половина занятия была пропущена, профессор при всех пристыдил, лицо стало пунцового цвета и вызвало волну хохота у пятидесяти человек. Позже ночью она будет печально смотреть в окно, сидя на подоконнике, и снова размышлять о том, почему одинока. Она начинала ненавидеть своё имя, виня его во всех невзгодах, но потом успокаивалась и понимала, что просто не такая, как они, и, с одной стороны, это было хорошо, а с другой было бы проще быть Ивановой. Тот день она не забудет никогда, краткий миг, когда он был рядом, как спас от унижения и боли. Для неё с тех пор он перестал быть обычным красавчиком-задирой, ведь она сумела разглядеть его доброе сердце и отважную душу.
Она добрела до кафешки, внутри горел мягкий свет, пахло кофем и пирогами. Желудок заурчал, напоминая о себе. Посетителей не оказалось, и она решила зайти. Грузная женщина обслужила столик, и всего через пару минут она уже наслаждалась ароматным напитком и булочкой, на секунду позабыв причину, по которой