двум причинам.
Причина первая – умозрительная, философского плана.
Ведь есть имена, посудите сами, которые сами за себя говорят, тут и человек не нужен, и так все ясно. Аристарх или, допустим, Леопольд. Или Эдуард, Эдик. С такими в разведку не пойдешь… Нет! Спросят: с Эдуардом Ардалионовичем в разведку, как? А никак! Вот с Климом, Глебом, даже с Семеном пойду, а с этим – миль пардон, увольте!
Или Авдотья. К примеру. Тоже ведь имя. Вот как представить, вообразить Авдотью с долгой линией бедра, точеной лодыжкой и осиной талией? Никак! Вот Евгению или Анжелику, Светлану – запросто, пара пустяков, даже зажмуриваться не надо, вот они тут, вышагивают волнующе, влажным глазом косят… А к Авдотье ничего, кроме монументально вздымающегося крупа, не приделывается.
Не поймите превратно, я вовсе не против прелестей такого рода (скорее даже за), я речь тут об именах веду. И соответственно об ассоциациях, с ними связанных.
А вот с именем «Иван» – совсем другая картина.
Оно как порожний стакан. Пустое. Как в стакан, можно благородного арманьяку (тридцатилетней выдержки в дубовых бочках из погребов провинции Коньяк) налить. А можно ханки сивушной набуровить не дай бог Наро-Фоминского разлива.
Вот вам – Иван Грозный, Иван Поддубный. А вот – Иван Дурак. А еще – Иван Тургенев, этот совсем другой Иван. А сколько еще этих безвестных Иванов-Ванек пропойц, балагуров, милиционеров, крохоборов, подхалимов, активистов? Миллионы! Вот и стерлось имя как старый пятак – измочалилось, полиняло в труху. В прах.
Теперь причина вторая, практическая.
Все дело в том, что мое имя вроде Иванового – порожнее тоже. Александр. Сашок, Санек, Шурик – как только не звали, вспоминать гадко! А ведь есть же Александр Македонский. Или Пушкин, тоже Александр. Так ведь нет – Шурик! Ну да я не об этом…
Ведь я не просто Александр, а еще и Иваныч! Каково? Он Иван Александрович, а я… вроде как в зеркало гляжусь. Или карта, положим, король бубей – сверху один в короне бороду распушил, снизу такой же ему улыбается.
Вам может показаться, что я ему завидую, да? Ивану этому. Да?
А то, что Иван Александрович что-то скрывает, стало ясно довольно скоро. И не только мне.
– Черт его знает, что за язык! Тарабарщина какая-то, – полковник Селезнев, утянув меня в бильярдную, дышал мне в лицо ядреным сигарным дымом, – я своим в Москве крутил – говорят, похоже на хинди, может, какой диалект. Индийский, может, пакистанский… А вот о чем речь…
И полковник пучил глаза и топорщил в стороны толстые пальцы.
То, что он ставил прослушки и жучки буквально на всех, секретом ни для кого не было: на то он, собственно, и «Цербер-Элит» (сам полковник произносит «элыт») – служба охраны и безопасности для частных лиц и корпораций.
– А кто звонит, откуда, выяснил?
– Какие-то хитрые кодировки… Сам черт ногу сломит, – полковник выдувал тучу мрачного кубинского дыма и мрачнел сам, – нутром чую: чеченский след!
И снова пучил глаза.
Все