между которыми ни одна не была обширнее и деятельнее альбигойцев. Этот великий факт оппозиции и реакции не имеет себе равного в древности, где даже философские школы принимали вид таинств; этот факт придает громадное значение новейшей истории и окружает блеском народные движения и отдельные личности. Эта необыкновенная энергия происходила от еретических инсектаторских школ и боролась в темноте для того, чтобы победить при свете. Секта альбигойцев, отрасль манихеизма, оплодотворила в свою очередь зародыш тамплиеров и розенкрейцеров, и все эти общества продолжали борьбу и войну с духовным и гражданским притеснением.
Надо заметить, что цель альбигойцев разнилась от цели всех последующих сект в том отношении, что ее удары направлялись только на папский престол, и мщение посредством гражданской силы и патерской ярости было проникнуто чисто папским духом. Альбигойцы были французские гибеллины и соединялись со всеми, кто шел против Рима, особенно с Фридрихом II и с арагонцами, для поддержания прав королей против притязаний папской епархии. Их доктрины имели большое влияние на Болонский университет, вполне имперский; Данте был империалист, заражен этой доктриной и, следовательно, ненавидим гвельфами.
Тулуза была Римом этой церкви, которая имела своих пастырей, епископов, провинциальные и Вселенские соборы, как официальная церковь, и собирала под свои знамена раскольников почти всей Европы, замышлявших погибель Рима и восстановление Иерусалимского царства. Восстание в Провансе усилилось от обстоятельств, при которых произошло. Крестоносцы, воскресив восточный манихеизм, поставили Европу в непосредственное соприкосновение с софистической Грецией и магометанской и пантеистической Азией. Сверх того, Восток дал Аристотеля и его арабских комментаторов, к чему следует прибавить тонкости каббалистики и материализм идей. Философия, республиканство и промышленность напали на священную епархию. Разные отдельные восстания обнаружили всеобщий дух, и пагубное побиение не укротило его; рационализм вальденсов соединился с германским мистицизмом на Рейне и в Нидерландах, где ремесленники восстали против графов и епископов. Каждый апостол, проповедовавший чистую нравственность, религию духа, восстановление первобытной церкви, находил последователей; век святого Людовика есть век неверия в римскую церковь, и Impossibilia Зигера были предвестниками подобных же Штрауса.
Ересь альбигойцев сделала такие успехи по берегам Средиземного моря, что многие страны стремились отделиться от Рима, а князья и императоры открыто покровительствовали этому. Не будучи довольны предполагаемым уничтожением нечестивого Рима, альбигойцы вдруг обратились к крестоносцам, на которых сначала смотрели равнодушно, надеясь сделать Иерусалим знаменитым и могущественным соперником Рима, учредив там свое местопребывание, восстановить религию любви в ее первобытной родине и основать на земле небесный Иерусалим,