жалобно сказала я Гоге.
В моих глазах стояли слезы, видимо он боялся, что я снова расплачусь и сказал что останется. Было семь часов вечера, в Тбилиси мы с Гогой всегда ужинали в семь, если оставались одни.
– Давай поужинаем? – предложил Гога.
Я кивнула головой и открыла холодильник. В нем было пусто.
– Так Рита, ты уже большая девочка, и пора бы тебе научиться готовить. Одевайся, пойдем в магазин, а потом мы что-нибудь приготовим, хорошо? – сказал Гога, закрывая дверцу холодильника.
Он оглянулся, в кухне меня не было, вышел в коридор. Я стояла возле двери обутая и с сумкой на плече. Эту сумку мне недавно принес Гога, я же уже большая девочка, а значит у меня должна быть взрослая женская сумочка. Внутри нее было пусто, но это было неважно. Главное что была сумка, и что сегодня Гога не уйдет, и будет как раньше делать со мной что-то. В магазин – так в магазин, готовить – так готовить, мне было все равно что делать, главное, что делали мы с ним это что-то вместе.
Мы сварили харчо и сделали чанахи, также сделали хачапури, правда из готового теста, и Гога сказал, что это не то, тесто надо делать самому.
– Может ты передумаешь уходить? – спросила я осторожно.
– Ты не представляешь, как тяжело далось мне это решение. Я люблю твою маму больше всего на свете, и тебя тоже очень сильно люблю. Но я многое понял, эта жизнь не для меня. Твоя мать тянет меня на дно, я боюсь, что мы очень плохо кончим.
Я не понимала какая «эта» жизнь не для него. Разве вообще существует другая жизнь? Но спрашивать об этом не стала.
– Забери меня с собой, пожалуйста. Я не нужна маме, и так всем будет лучше.
– Я поговорю об этом с ней, – ответил Гога после некоторого молчания, – пока обещать ничего не буду.
Утром я проснулась от охов-вздохов, так я называла звуки, которые издает мама, закрываясь в комнате с каким-либо мужиком. Она никогда не стеснялась моего присутствия в квартире. Гога был первый кто просил ее вести себя потише.
– Да плевать мне на нее! Она все равно ничего не понимает, – как-то сказала мама, и Гога оставил попытки утихомирить ее.
Наверное они помирились, подумала я. Пока я была в ванной Гога ушел. Когда я зашла на кухню мама варила кофе.
– Где Гога? – чуть ли не плача спросила я маму.
– Да никуда не делся твой Гога. В церковь пошел, ерундой этой твоей заниматься, – мама повернулась и посмотрела на меня. – Только не хнычь! Что тебе вообще взбрело в голову? Зачем тебе вдруг приспичило креститься?
– Так бог хочет.
– Откуда тебе знать чего он хочет? Выдумываешь херню всякую.
– Нет. Я знаю что он есть. Я это чувствую, чувствую его присутствие.
– Зря я оставляла тебя со Светкой, забила тебе дуростью всякой голову.
– Почему ты так против? Ведь хуже мне от этого не будет.
– Не знаю. Может ты и права, хуже не будет, – уже спокойно сказала мама, – я только не понимаю, зачем тебе