тряпок. Дальше он действовал чисто механически – ему предстояло страшное, но он уже решился, отстранился, абстрагировался от происходящего, отбросив в сторону все лишние мысли и сожаления.
Он спасал свою жизнь.
Один за другим он вколол оба шприца с желудочным соком – один прямо в покрасневшую, но еще вполне чувствительную область, а второй повыше, в середину икры. Нога от стопы и до колена тут же задубела, совершенно потеряв чувствительность. Для пробы уколов ее несколько раз кончиком ножа и ничего не почувствовав, Добрынин удовлетворенно кивнул. Перед ним лежало полено, и это давало ему возможность сделать все без спешки, максимально аккуратно и с минимальными потерями. Стянув жгутом ногу чуть выше покрасневшей области, он сделал петлю, продел в нее дощечку из паркета и несколько раз крутанул вокруг своей оси, затягивая жгут. Отметил время – двадцать один-десять. Это время он написал на куске белой тряпки и крепко-накрепко привязал к жгуту. Поставил на таймере полтора часа на обратный отсчет. Откупорив бутылочку со спиртом, тщательно обтер оба ножа, обработал руки и место около жгута. Закрыл и аккуратно отставил в сторону.
Все было готово.
Он взял в руки нож. Этот нож был с ним с самого детства, с того самого времени, как он добыл его в дедовой квартире и никогда уже с ним не расставался. Нож видел и испытал многое. Он прошел с ним жесточайшие тренировки полковника Родионова. Он сопровождал его в каждой вылазке по смертельно опасной, отравленной радиацией местности. Он был с ним на севере. Он с одинаковой легкостью резал монстров, людей и хлеб. Он не раз выручал его из беды – и сейчас, в который уже раз, ему вновь предстояло спасти своего хозяина.
Данил коснулся клинком кожи чуть ниже жгута, одной рукой удерживая нож за рукоять, а другой, замотанной бинтом, за лезвие – и, навалившись всем телом, вдавил его, словно гильотиной отсекая больное от здорового. С хрустом врезая мясо, клинок погрузился в плоть. В лицо брызнула тонкая длинная струйка, на предусмотрено подстеленное тряпье потекло как-то сразу и много. Темная, вязкая, тягучая кровь, гной, лимфа, другие неизвестные ему жидкости… Мгновенно и мощно, на всю комнату, шибануло смрадом гнили и разложения. Добрынин поморщился, но сосредоточенно продолжал работать. Он повел нож влево примерно до середины ноги, мерзко скрежеща лезвием о берцовую кость, затем вправо, так же до середины. Вытащил, перехватил – и, воткнув в икроножную мышцу с внутренней стороны, снова задев кость, подал клинок вниз, до лодыжки. Так же глубоко прорезал и с наружной стороны. Снова сменил хват и, рассекая сухожилие сзади, под икроножной, погрузил клинок до самой кости, соединяя разрез, делая его ступенькой – сверху повыше, а снизу – пониже, почти у самой лодыжки. Это было необходимо, чтобы задним лоскутом кожи и мяса прикрыть обрубок для образования культи. Теперь мышца была рассечена полностью и предстояло самое трудное – пилить кость.
Если бы