его и понес назад к обочине, все это время пули непрерывно взрезали землю у его ног.
Джордж осторожно опустил раненого в канаву, потом прыгнул туда сам. Артиллерийский расчет уже открыл огонь по засевшим на склоне стрелкам. После трех залпов выстрелы сверху прекратились, теперь оттуда слышались лишь крики и стоны.
– Вы без всякой необходимости подставили себя под огонь, – раздраженно сказал ему Хоктор, когда санитары унесли раненого. – Ваш долг – это ваши солдаты!
– Виноват, сэр, – возразил Джордж. – Мне казалось, я как раз и выполняю свой долг.
«Бесчувственный ты сукин сын, – подумал он. – Плевать тебе на этого солдата, как и на то, что я испугался до смерти». Если бы Академия выпускала много таких же, как Хоктор, она бы точно заслуживала той критики, которую получает.
В ту же ночь Джордж реквизировал лошадь и отправился в полевой госпиталь проведать капрала. Парень был бодр и весел, рана оказалась не опасной. На соседней койке лежал рыжебородый сержант, у него была забинтована поясница, на бинтах проступали пятна крови. Это означало ранение в живот, одно из самых тяжелых. Прислушиваясь к тому, как раненый жалуется санитару, Джордж вдруг уловил имя Бента.
– Простите… – сказал он. – Вы говорите о капитане Елкане Бенте?
Мгновенно насторожившись, сержант спросил слабым голосом:
– Приятель ваш, сэр?
– Как раз наоборот. Я презираю этого мерзавца.
Сержант удивленно почесал бороду и какое-то время молчал, явно недоверчиво. Наконец он решил, что в разговоре о другом офицере ничего опасного нет.
– А вы откуда знаете Мясника Бента?
– Мы оба учились в Вест-Пойнте. Я видел, как он чуть не убил полдюжины рядовых. А почему вы о нем говорили? Он погиб?
– Если бы. Бент стоил мне лучшего взводного, какой у меня только был. Он послал лейтенанта Камминса на Эль-Телеграфо, на редут, который не смог взять другой отряд. Понятное дело, сам Бент держался позади всех, под надежной защитой – как и всегда. Случайный залп по Аталайе разорвал лейтенанта и его людей в клочья, а заодно и кучу мексиканцев. Мясник погнал тех, кто остался, сквозь дым и приказал нам минут десять рубить саблями мексикашек. Мертвых.
– Боже… – выдохнул Джордж.
Он почти наяву увидел, что с круглого бледного лица Бента все это время не сходила улыбка.
В слабом свете фонаря глаза раненого сверкнули от злости.
– То, что осталось от Камминса, сложили в холщовый мешок. А награду получит сами знаете кто.
– Скажите, сержант… если Камминс знал, что атака была безрассудной…
– Конечно знал. Мы все знали.
– Я хотел сказать: почему он не возразил против приказа?
– Потому что не его это было дело – возражать.
– А кто-нибудь усомнился?
– Сержант взвода. Он… он был тертый калач. Двадцать лет прослужил. Офицеров не слишком жаловал, особенно тех, что из Академии. – Рыжебородый вдруг закашлялся, с запозданием