таежная мелодия, повествующая окружающему миру о том, что он пополнился новыми жильцами.
Весеннее солнце светит ярче обычного. Оно щедро ласкает золотыми лучами всю умиротворенную землю, все живое на ней.
Дед Отакчан в душе радовался весеннему солнцу. Считал себя счастливым, что дожил до первых весенних солнечных лучей. «Теперь можно спокойно уходить в мир предков», – думал он, зная, что для старого человека в любое время настанет пора уйти навсегда из этого срединного мира. Ему не хотелось, чтобы это свершилось в зимнюю стужу. И душе неуютно от холода, и людям, провожающим в последний путь, тягостно от мороза. Думать-то думал, но еще не торопился уходить.
Не таи зла в себе –
душе легко тогда.[14]
Время быстротечно. Казалось, совсем недавно важенки начали телиться. То было в середине апреля. Оленные люди не заметили, как настал май, время быстрого таяния снега. Горные речки ожили, потекли небольшими ручейками. День за днем они станут набирать силу.
Оленеводы молча сидят полукругом и пьют чай.
– Надо кому-то съездить на лабаз за мукой, – ни к кому конкретно не обращаясь, заговорил Айчима.
– Муки осталось всего на две-три выпечки, – добавила Танмак.
– Я поеду, – с готовностью отозвался Отакчан. – Ребятам олени покоя не дают.
– Ладно. Пусть будет по-твоему, дед, – широкоскулое лицо Айчимы озарилось улыбкой.
– Можно я поеду с дедом? – подал голос Кирилка.
– Вода большая. Тебе рано ездить в такую даль, – сказала мать.
– Ты поедешь со мной к оленям, – Айчима погладил мальчика по головке.
После чаепития Отакчан поймал около десятка крепких быков. Четверых запряг в нарты. Одного оседлал. На нем он сам поедет. Еще на троих навьючил пустые вьючные сумы. Кроме муки надо привезти и масло, и сахар. На нартах много не привезешь. По черной земле, когда снег растаял, олени едва тянут пустые сани.
– Абага, без ружья, что ли, поедешь? – спросил Виктор после того, как помог старику собраться в дорогу.
– Спрашиваешь так, будто я когда-либо имел ружье, – живо отозвался Отакчан.
– Взял бы мою тозовку.
– Зачем? Тебе самому пригодится, мне-то на что она?
– Ну, как знаешь, абага. Мое дело предложить.
На всю бригаду имелось два ружья. Малокалиберную винтовку оленеводы брали по очереди на ночную пастьбу оленей. Айчима имел карабин. Но никому его не доверял. Хищного зверя мелкашкой не остановишь. Разве подразнишь только. Оленеводы предпочитали обходиться без тозовки. Все же верховому оленю лишний груз. Они давно просили, чтобы им каждому выдали охотничье нарезное ружье. А начальство одно твердит: нельзя, опасно. Некоторые покупали с рук старенькие ружья, но и те отбирали силой. Грозились в тюрьму посадить за незаконное хранение нарезного оружия.
– Бери хотя бы собаку, – не отставал Виктор.
– Да ты не беспокойся, сынок. Первый раз, что ли, еду? Слава богу, за свой век наездился по лабазам, –