вопрос обсуждался 21 октября 1963 г. на заседании Президиума ЦК КПСС, проходившем в присутствии Хрущева («За обедом», как записано в протоколе № 120а). В этом протоколе заседания обсуждавшийся вопрос озаглавлен «О письме Эренбурга»[13]. Имеется в виду следующее его письмо Хрущеву:
«Москва, 18 августа 1963
Дорогой Никита Сергеевич, еще раз благодарю Вас за беседу, она произвела на меня глубокое впечатление и придала бодрости. Беда в том, что о Ваших словах, видимо, не знают товарищи, ведающие литературными делами. Наверное, Вы помните, что о предложении переделать напечатанные в журнале “Новый мир” части моих воспоминаний я Вам говорил и сказал, что такого рода переделка произвела бы нехорошее впечатление и у нас, и за рубежом. Вы со мной согласились. Я сообщил об этом издательству “Советский писатель” и в ответ получил прилагаемое при сем письмо[14]. Следовательно, я по-прежнему в безвыходном положении. Вы сами, конечно, решите, как быть. Искренне уважающий Вас И. Эренбург»[15].
После сообщения Хрущева о письме писателя Президиум ЦК КПСС принял постановление: «Вызвать <Эренбурга. – Б.Ф.>, сказать: “вы сами будете цензором”»[16]. Не зная об этом, Эренбург продолжал работать над шестой книгой мемуаров. Поскольку никакого ответа от Хрущева он не получил и его никто в ЦК КПСС не вызывал, он понял, что аппарат ЦК хрущевские обещания уже не выполняет.
Тем не менее Эренбург продолжал свою работу на том уровне открытости, как и начал ее. Сошлюсь на свидетельство Б.М. Сарнова, именно в 1956–1967 годы встречавшегося с Эренбургом (есть основания считать их отношения достаточно доверительными): «Да, выдавая на гора – книгу за книгой – свои мемуары, Эренбург действительно работал на пределе возможностей. Нередко даже с боями и неизбежными потерями он переступал этот последний предел. Но именно потому, что он не мог удержаться от того, чтобы хоть намеком коснуться какой-нибудь запретной темы, не боялся то и дело приближаться к “рубежу запретной зоны”, – именно поэтому его намеки часто бывали туманными и маловразумительными, нередко превращаясь в загадку, которую просто невозможно было разгадать»[17]. При комментировании текста мемуаров это обстоятельство приходится учитывать, давая необходимые разъяснения современному читателю.
Главной проблемой при работе над шестой книгой воспоминаний для Эренбурга оказалась обещанная читателям глава о Сталине. Приведем об этом свидетельства трех эренбурговских собеседников с разным стажем – очень близкого к Эренбургу Б.А. Слуцкого, давнего знакомого Д.С. Данина и случайного собеседника, прежде писателю незнакомого Р.А. Медведева.
Вот, как всегда, лапидарное, написанное после смерти Эренбурга воспоминание Бориса Слуцкого: «Очень долго писалась глава о Сталине. Несколько лет Сталин был одной из главных тем разговоров и размышлений (конечно, не у одного И.Г.). И.Г. пытался определить, выяснить закономерность сталинского отношения к людям – особенно в 1937 году – и пришел к мысли, что